Так и было, только к этим эмоциям присоединилось и удивление, поскольку мы уже не общались около двух лет из-за матери, которая всякими способами старалась отгородить меня от отца.
— Здравствуй, папа, — я произнес эти слова с долей горечи, потому что жалел о том, что не стал общаться с ним тайно так же, как я сделал и с учебой.
Отец продолжал молчать, и было видно, как он заметно оживился с начала нашей так называемой встречи и, возможно, искал нужные слова, чтобы не спугнуть меня, как это делала мама. Но он наверняка знал, что если я решился приехать к нему, то это означало лишь одно — я повзрослел и стал сам принимать решения.
— Сын, — он подошел ко мне и крепко обнял меня за плечи, больше ничего не сказав. Но лишь этого слова мне было достаточно, чтобы понять, что он был счастлив видеть меня и уж точно не собирался прогнать из своего дома. — Ты проходи, ладно? — он был не уверен в себе, но в нашу последнюю встречу он не был таким, каким стал сейчас.
Я бросил сумку в прихожей и, пройдя в гостиную, сел в кресло и сжал ладони в кулаки. Я знал, что это смогло бы выдать мои проблемы, поэтому старался как можно сильнее заставить себя успокоится, чтобы наш разговор закончился благополучно, нежели это произошло с мамой.
— Твоя мама что-нибудь передавала мне? — папа спросил меня, войдя в комнату, и его слова казались настолько чужими от этого слова «твоя», словно его с ней ничего никогда не связывало.
— Нет, и никогда бы этого не сделала, — это звучало довольно грубо, но я продолжил. — Я приехал к тебе и не собираюсь возвращаться обратно к ней.
— Повздорили? — папа улыбнулся мне спокойной улыбкой и устремил на меня непринужденный взгляд, который ждал ответа, но не заставлял отвечать на вопрос.
— Если это, конечно, можно так назвать, — я усмехнулся, и это не придавало моему лицу хороший окрас. — Я врал ей, и она узнала об этом из моих же уст.
— А в чем заключается ложь? — его тон стал схож с заинтересованностью Адели, и я снова почувствовал себя виноватым, ведь я снова жаловался на свою жизнь и был темой нашего разговора.
— Мама думала, что я становлюсь адвокатом, когда я учился в совершенно ином заведении. Меня отчислили с филологического факультета, — я принял выражение лица, которое говорило о том, что я хотел закончить разговор, и делал я это не потому, что действительно хотел этого, а потому, что я не хотел подпитывать свое тщеславие.
— Ты все-таки поступил туда, когда мама в свою очередь хотела создать для тебя совершенно другую жизнь, — его гордый взгляд вытеснил неуверенность в себе, и отец стал более оживленным.
