К тому времени Тому запала идея покритиковать философию в прежнем, еще земном, до Завоевания, ее исполнении. Случилось это так. Извеков прогуливался по библиотеке, рассматривая разные томики, иногда листал некоторые, но видеть мертвый текст, написанный на листах, а не мелькающий в глубине сознания, было странновато. Он не очень-то и старался, но вдруг увлекся. Интересно же было написано! Он и присел за столик у окна.
Помимо интереса, некоторые вещи выглядели довольно наивно — например, признание природы человека скалярной величиной. Хотя на самом-то деле всем известно, что это волновая и субстанциональная переходная, поэтому и подходить к ней нужно не с конечными пропорциями, а математическими рядами, которые тут, конечно, могли быть немного модифицированы…
В общем, Том сидел и смеялся почти в голос, настолько это было любопытно. Но все же читал, потому что помимо выводов идея постижения мира у автора была почти идеальной. Том даже не догадывался, что возможно вот так легко и просто все построить на идее развития сознания и продвижения к абсолютному знанию, которого, конечно, не достичь, находясь внутри исследуемой системы связей. По этому поводу Извеков вспомнил неплохие выкладки Винера. Но сам автор, похоже об этом не догадывался. Он мог этого и не знать — уж больно устаревшая иногда у него применялась терминология, над которой, кстати, тоже можно было неплохо посмеяться…
И вдруг эта забавная книжица выскользнула из пальцев, и перед Томом, потешающимся и наслаждающимся от души, предстала его медсестра, которая и вырвала книжку.
— Что вы делаете?! — строго, словно воспитатель в детсаду, спросила она.
— Читаю, — удивился Том. — Забавная штука выходит, знаете ли. Этот парень, то есть автор…
Сестра посмотрела на обложку, но книгу, впрочем, не закрыла, зажав листы пальцем.
— Это Иммануил Кант.
— Хорошо, — согласился Том. Он привык соглашаться с этой женщиной. — Герр Кант не знал, что толкованием его априорных форм занималась герменевтика, и если бы он привлек эту дисциплину хотя бы для комментария, тогда бы и сам…
— Смеялся над Кантом! — почти с отчаянием сказала сестра. Она уронила руки и едва ли не беспомощно посмотрела на девушку в белом халатике за столиком выдачи. Кажется, именно она и позвонила сестре по поводу Тома. Внезапно в ее глазах появилась льдистая твердость. — Вот что, Извеков, идите к себе в палату. Я просто не рекомендую вам нагружать голову еще и такими сложными сочинениями.
