— Тпру-у! — ошейник так больно упёрся в трахею, что Ансельмо чуть было не задохся.
Неподалёку что-то треснуло, ещё раз, и ещё… Парень с трудом поднял голову, разлепил веки: то деревянные кресты над свежими могилами, ломаясь, уходят в сырую землю, словно что-то утягивает их. Из рытвин стали показываться крохотные белые ручонки, они хватали комья рыхлой земли, расчищали дорогу на поверхность, месили грязь. Вскоре все до единого кресты были повалены и расколоты на щепки, а из могил вылезла тьма неупокоенных младенцев, воющих, плачущих и голодных. Завидев одинокого путника, чудища потянулись к нему: одни ползли, другие вскакивали на ножки и пытались бежать, как обычные дети.
Вдруг младенец, сидевший на волочневой дуге, с невиданной силищей вцепился в кожу и волосы напуганного Ансельмо, пара острых зубов прокусила кожу на шее. Он вскричал, что есть мочи. Над самым ухом что-то пронзительно свистнуло. Хватка ослабла, бедняга как подкошенный шлёпнулся в талый снег, волочень повалился следом. В тот же миг что-то круглое, как дыня, брякнулось оземь, в лицо брызнуло грязью — это отсечённая голова младенца покатилась к другим ожившим детям.
Не успел несчастный одуматься, как кто-то невидимый подхватил за шкирку и одним рывком вздёрнул на ноги. Высокий темноволосый мужчина выпустил волочневую дугу, которую удерживал навесу одной рукой (вот так силища!), удобней перехватил секиру, сжал вялую ладонь Ансельмо и ну бежать! Только и трепыхались на ветру чёрные космы. Юнец задыхался, горло пересохло, как пустыня, сердце просилось наружу, ноги не слушались, но смертельный страх подстёгивал бежать. Неизвестно сколько они так неслись по снежному пустополью, как впереди показался каменистый берег речушки. Неизвестный поддал ходу, уволакивая прямо в тинистую заводь.
— Нет! Что ты делаешь! — завопил Ансельмо, упираясь. Мужчина, уже стоя по щиколотку в воде, лишь дёрнул сильней, так что парнишка чуть было не нырнул с разбегу. Ботинки отяжелели, увязли в иле, длинный плащ облепила густая тина. Добрались до середины заводи, повернулись к оставленному за спиной берегу. Там уже полно мертвяков: младенцы бесстрашно ползут в воду, глаза горят жаждой крови. Ансельмо закричал, попятился назад, но в спину упёрлась твердая рука.
— Погоди.
Вода вскипела. Нежить забарахталась, стала тотчас уходить на дно, шлёпать руками, пускать пузыри. Некоторые ухитрялись доплыть до беглецов, но мужчина лихо сносил топором всплывавшие головы. Так один за одним младенцы утопли в реке.
