Начальник усадил курсанта за стол:
— Пиши.
— Да я, да у меня… — дрожащими пальцами Павел начал отстегивать клапан кармана гимнастерки, где хранилось письмо отца.
— Говорят тебе, все знаю.
Начальник, не торопясь шагая по кабинету, продиктовал Павлу рапорт от первой до последней строки. Потом прочитал вслух, что получилось, и сказал:
— Распишись.
Павел расписался.
— А теперь я распишусь. Отпуск тебе на две недели!
— Спасибо, товарищ начальник. Я отслужу.
— Да ладно, ладно уж, на часах ведь больше положенного при всем желании не простоишь. Ты устав караульной службы знаешь?
— Знаю.
— Ну а чего ж ты?
— Спасибо вам, товарищ начальник.
— Спасибо не мне — Советской власти скажи.
— И власти спасибо.
Оба весело посмотрели друг на друга.
Павел поднялся с места, но начальник жестом руки остановил его.
— Это не все еще. — Он подошел к телефону и позвонил: — Здравствуйте, Елена Дмитриевна! Вы хотели видеть моего курсанта? Вот он, сидит у меня… Прислать его к вам? Сию минуточку… Да, отпуск оформлен… На две… Будьте здоровы, Елена Дмитриевна.
Павел не мигая глядел на начальника, а тот изумлял его все больше и больше.
— Это я со Стасовой говорил. Знаешь такую? У нее для тебя записка от Ленина.
— Для меня?
— Да, насчет лошади. Владимир Ильич распорядился, чтоб отцу твоему выделили лошадь для поправки хозяйства. Кавалерийские части расформировываются, лошади будут передаваться в уезды бедноте. Ваша очередь первая.
Этого Павел не понял, вернее, не в состоянии был понять. Он с трудом пришел в себя даже и вечером, в казарме, где его обступили со всех сторон курсанты и в десятый раз требовали рассказать все по порядку.
Записка переходила из рук в руки, и Павел уже начал сердиться:
— Да аккуратней вы, аккуратней…
Он убрал записку подальше и достал ее только в тот день, когда ребята его провожали, и то лишь для того, чтобы убедиться, на месте ли она.
Павел уехал, как было написано в приказе, на две недели, и, наверно, все две недели не умолкали бы на курсах разговоры о нем, об его отце и лошади.
Но не суждено было курсанту полностью использовать полученный отпуск. Через пять дней рано утром появился он в казарме. Одно это уже вызвало там переполох, а когда повскакавшие с коек ребята глянули на Павла, и вовсе пришли в замешательство.
Перед ними стоял не тот веселый, улыбчивый, полный сил и здоровья парень, с которым они простились на прошлой неделе, а изможденный, осунувшийся человек.
— Что с тобой, Пашка? — кинулись к нему ребята.
