— Про коня не пиши, — сердито остановил пристав ярыжку, — про коня оне придуриваются, — он с трубным звуком высморкался под стол, растер содеянное и промакнул покрасневшие глаза несвежим полосатым платком-ширинкой. — Невиновного из себя строит: злые люди доброго человека в чужой клети поймали! Мы его сейчас про другого коня спрошаем. Сходи-ка, приведи этого… Ценителя кобыл.
Судейский помощник бросил перо на стол и, выйдя из комнаты на самый краткий миг, вернулся не один. Перед собой он гнал приземистого толстячка.
«Судя по остаткам рясы, дьякон, — определил Александр, — не тот ли про которого мужики рассказывали?»
— Вот, — сказал Самохвал, поднимая Одинца с места и ставя их носом друг к другу, — узнаешь?
Дьякон белотроицкой церкви Паисий Дюдко поглядел снизу вверх на стоявшего перед ним человека и отрицательно помотал заплывшими от ордынского мордобоя, в синяках и коростах щеками:
— Не… — осипло дыхнул он, — тот росту с меня. И на подбородке шрамик.
«Как там Битая Щека? — подумал Александр. — Выжил, не выжил?».
— Тьфу ты пропасть, — ругнулся пристав, — все ему не подходят!
— Отпусти ты меня, Христа ради, — уныло и привычно затянул отец Паисий. — Ведь матушка ждет. И детки.
— Обождут! — отмахнулся Самохвал. — Твою судьбу князю решать.
Именно при этих словах уличная дверь караулки отворилась, и в комнату шагнул, долгой ему жизни, великий князь тверской и владимирский Александр Михайлович собственной персоной.
— Государь! — вскричал дьякон, валясь князю в ноги так скоро, как будто ожидал его появления ни раньше, ни позже. — На твою милость уповаю…
Все бывшие в комнате согнулись в низком поклоне, Одинец тоже: «С волками жить, по-волчьи выть».
— Ну, что? — спросил князь у Самохвала, не обращая внимания на прочих.
— Того, кто драку затеял, покуда не нашли.
— А эти чьи будут?
— Свои мы, свои, государь! Я дьякон из Белой Троицы, — торопливо подхватил дьякон, — второй день тут держат, на разбойников глядеть заставляют, а у меня жена опять же, дети…
Князь поморщился:
— Так это из-за твоей кобылы весь сыр-бор разгорелся?
Дьякон покаянно швыркнул распухшим носом:
— Ну да…
— Удавить вас вместе с кобылой мало! На твоих кишках ее повесить. И наоборот.
Дюдко замер, обхватив князев расшитый бисером сапог. Самохвал указал на Одинца, одновременно подавая князю донос:
— Есть, правда, вот один… Хоть и не опознали его.
Александр Михайлович бегло пробежал бумагу глазами. «Неужто повезло? Вот бы московских на этом прихватить!»
