Все должно быть хорошо. Все будет хорошо.
Но огромное обсидиановое озеро мрака засасывало все сильнее. Страх против воли скрутил живот, грудь, не давая вздохнуть.
А затем за судорожно сжатыми веками я увидела переливающуюся спираль. Огромную воронку, сверкающую всеми возможными красками. И только по ее краям искристые волны имели чисто черный цвет. Густой и благородный, влажно блестящий.
Я знала, что это — настоящая Тьма. Та, что внутри меня. Но она не пугала, потому что не могла навредить. Ее мягкие волны двигались по кругу, постепенно исчезая. Хотелось зачерпнуть ее, как жидкий обсидиан, и расплескать повсюду, рождая сумеречную магию.
Любуясь этим чудом, я даже забыла на время, что воздух давно не поступает в легкие.
— Дышите, Лариана, — низким обволакивающим голосом проговорил Люциан.
Я вздрогнула. Горячая волна тут же прокатилась по спине, скручиваясь где-то внизу. Черные ленты Тьмы закрутились быстрее, и внезапно искристая спираль исчезла, явив воспоминание, от которого в груди вспыхнуло пламя.
«Так близко, всего в нескольких сантиметрах от меня — глаза. Серые глаза, в которых разгорается темная жажда. От этой жажды у меня слабеют ноги и подкашиваются колени. Но есть кое-что, сводящее с ума гораздо сильнее: пьянящие и ранящие сердце губы, прижавшиеся к моим в самом обжигающем поцелуе. Запретном, неправильном, нужном…
Ректор императорской академии. Та ночь в сумеречном мире, о которой мне не забыть. Обволакивающий, свежий запах холода и мяты. Ветра и зимней ночи, в которой, кажется, может случиться любое волшебство.
Стук крови в висках. Его замершее дыхание на моей щеке. И глаза цвета дымчатого хрусталя, в которых я неудержимо тону…»
И вдруг все исчезло. Я открыла глаза, нервно моргая, пытаясь разглядеть очертания кабинета, хватая ртом воздух. Снова чистый, без капли черной смолы.
— Вот и все, — с легкой хрипотцой проговорил ректор, медленно убирая руки с моего лица.
А мне до боли не хотелось этого. Не хотелось терять тонкое ощущение близости, которое, кажется, удерживало меня в сознании.
Сердце стучало ошеломляюще быстро. Совершенно не понимая, что происходит, я испуганно положила руку поверх правой ладони ректора, заставляя его снова коснуться моей щеки.
Прийти в себя оказалось не так-то просто. Перед глазами все еще было мутно, хотелось выплюнуть собственные легкие. А липкое чувство, напоминающее страх, заставляло волоски на коже вставать дыбом.
Что именно меня так напугало, я сама не понимала. Возможно, то, что на какое-то время моя способность управлять собственным телом исчезла. А может быть, резкий контраст между воспоминанием и явью заставил меня потеряться в ощущениях.
