Последние дни Нового Парижа | страница 77
Когда после долгой паузы партизан продолжает молчать, она идет вперед, и он следует за ней.
Огромный зал. Центр Дранси опустошили, превратили в единое помещение, обрамленное остатками труб и дверных проемов, стен, где когда-то – до того как неугодных режиму Виши переместили куда-то еще – были нары и койки, кабинеты, лаборатории, камеры пыток. В комнате полно ужасных машин.
Паникующие ученые и офицеры СС тыкают в датчики и циферблаты под распятием Алеша. Они не сбежали, пока Сэм заклятиями сжигала здание. На одной из стен над ними – большой знак, при взгляде на который у Тибо начинает болеть голова.
В центре просторного помещения священники стоят кругом возле какой-то колышущейся туши под брезентом. Они скованы цепями и связаны проводами, образуя этакий человеческий забор. Они неистово молятся, щелкая четками.
Под брезентом бушует что-то огромное. Оно воет, оно дергается.
Прямо под распятием Тибо видит Алеша собственной персоной, и тот его тоже видит. Священник вскидывает руку в судорожном жесте, подразумевающем убийство.
Мужчина в униформе делает шаг вперед, подняв пистолет. У него почти мальчишеское лицо под темными зализанными от пота волосами, его рот кривится в щербатой ухмылке. Йозеф Менгеле. Он прицеливается в непрошеных гостей, как и все его подручные-гестаповцы.
Сэм щелкает колдовской камерой, и поток силы разрывает одного противника напополам. Тибо вскидывает собственную винтовку, напрягает сюрреалистическое чутье, как только может, и когда он стреляет, стая кувшинов с совиными головами возникает из пустоты и набрасывается на гестаповцев.
Изысканный труп бежит на немцев. Солдаты стреляют. От их пуль никакого толку. Кто-то выкрикивает ругательство. Маниф достигает их. Он бьет молотками, ломая нацистам руки, кости и оружие, пока они кричат и стреляют в него снова.
– Уничтожь Алеша! – кричит Сэм. – И Менгеле! – Она кидается в укрытие. Изысканный труп теперь бросается на священников. – Отзови его, быстро! Натрави на этого гребаного доктора!
Тибо кричит на манифа, но тот разъярился всерьез. Партизан напряженно щурится, посылая существу безмолвный приказ, но если изысканный труп его и слышит, то игнорирует. Он достигает круга молящихся.
Прыгает с разбега и, напрягая ноги, приземляется на одного из священников, давит его всем весом.
Тот падает, умирает. Цепи, сковывающие его с собратьями, рвутся.
Один за другим они начинают кричать. Они таращатся на мертвого товарища. Раздается звук рвущейся ткани.