– Кто знает, отчего у него пробуждается аппетит? – безнадежно махнула костлявой рукой Баба Оля. – Может, зависть взыграла или обозлился на что-то…
– А может, ему просто пришлись по вкусу наши девицы! – Ковыляя мимо крыльца, хромой Антон Козарь сопроводил свое высказывание непристойными движениями языка.
Женщины возмущенно заголосили, точно стая гусей, а Баба Оля швырнула в охальника камнем. Ни стыда ни сраму у бесстыжего, даром что ветеран войны.
Услышав от старух, что Дува проклята и нужно звать священника, чтобы тот на главной площади провел обряд очищения, Надин отец лишь покачал головой.
– Девочек забирает лесной зверь, – убежденно говорил он. – Какой-нибудь взбесившийся от голода волк.
Максим знал каждый уголок леса, каждую тропку. Он и его товарищи взяли ружья и, полные мрачной решимости, отправились в чащу. После того как охотники вернулись ни с чем, старухи расшумелись еще громче. Что же это за зверь, который не оставляет следов – ни собственных, ни своей жертвы?
Деревню охватили подозрения. Этот распутник, Антон Козарь, возвратился с северного фронта совсем другим человеком, так ведь? Пели Ерокин и раньше был буйным. А Бела Панкина? Тоже странная женщина, живет на отшибе со своим ненормальным сынком Ури.
Хитка умеет принимать любой облик. Может, Бела вовсе и не «нашла» куклу той пропавшей девочки.
Стоя у могилы матери, Надя видел деревянную ногу и сальную ухмылку Антона, разлохмаченные волосы и стиснутые кулаки жилистого Пели Ерокина, тревожно нахмуренный лоб Белы Панкиной, сочувственную улыбку и взгляд выразительных черных глаз вдовы Карины Стояновой, которых она не сводила с Надиного отца, пока гроб, сколоченный им для любимой жены, опускали в мерзлую землю. Хитка мог обернуться кем угодно, однако чаще всего принимал облик красивой женщины.
Скоро Карина стала частой гостьей в доме Максима. Она приносила еду и квас, а заодно нашептывала вдовцу, что кто-то должен позаботиться о нем и его детях. Гавела вот-вот призовут на военную службу – юноша сядет на поезд, что идет в Полизную, и отправится в армию, – а за Надей нужно приглядывать. «Ты же не хочешь, – сладко мурлыкала Карина, – чтобы дочка тебя опозорила?»
Тем же вечером Надя подошла к отцу, который сидел у огня, потягивал квас и обстругивал деревяшку. В свободное время плотник иногда вырезал для Нади кукол, хотя девочка давно из них выросла. Острый нож неутомимо двигался в умелых руках, роняя на пол завитки мягкой стружки. Максим слишком засиделся дома. Лето и осень – сезоны, когда можно было найти заработок, – он провел, ухаживая за хворой женой. Пройдет немного времени, и зима засыплет дороги снежными сугробами. Запасы еды подходили к концу, а деревянные куклы на каминной полке множились, напоминая безмолвный, бесполезный хор. Плотник порезал палец, выругался и только тогда заметил дочь, взволнованно переминавшуюся с ноги на ногу.
