– Надвигается метель, – заметила София, глядя на серое небо.
– Ты пойдешь обратно в Балакирев?
– Мне там делать нечего.
– Тогда оставайся. Увидишь метель.
– Да, до этого времени останусь. – Девушка подлила в блюдце вина. – Расскажи-ка мне еще разок, лис, как ты перехитрил собак.
Койя повторил свой рассказ о глупых собаках, а потом спросил у Софии, какое желание загадала бы она, но тут веки его начали тяжелеть. Лис заснул, положив голову на колени девушке и чувствуя себя счастливым – впервые с того мгновения, как увидел этот мир своими чересчур умными глазами.
Проснулся он от того, что ощутил щекочущий холод стали: София уже приставила нож к его брюху, собираясь вонзить лезвие. Койя попробовал отползти в сторону и обнаружил, что лапы у него связаны.
– Но почему? – выдохнул он, когда София сильнее прижала нож.
– Потому что охотник – это я. – Она равнодушно пожала плечами.
Койя бессильно застонал.
– Но я же хотел тебе помочь!
– Все всегда хотят, – сладко промурлыкала София. – Мало кто останется равнодушным при виде хорошенькой девушки в слезах.
Другой бы на месте лиса стал бы просить пощады или смирился бы с тем, что его алая кровь окропит белый снег под безжалостным ножом, но Койя отчаянно пытался что-нибудь придумать. Было тяжело – ядовитый омежник отравил острый лисий ум.
– Твой брат…
– Мой брат – болван, которому страшно даже находиться со мной в одной комнате. Но алчность пересиливает, поэтому он остается и топит свой страх в вине. Пока вы все глядите на его большое ружье и болтаете о ведьмах, я хожу в лес.
Неужели это правда? Так это Юрек заглушает ужас хмельным вином, покорно подчиняется Софии и старается держаться от нее подальше? Так, значит, это сестра приволокла убитого волка, а брат созвал полный дом гостей, только чтобы не оставаться с ней наедине? Все горожане, как и Койя, приписывали трофеи Юреку, чествовали его, требовали охотничьих историй, к которым он не имел отношения. Выходит, он отдал сестре волчью голову, чтобы потешить ее гордость?
Безмолвное лезвие вошло глубже. София не нуждалась ни во внимании публики, ни в громких выстрелах. Койя застонал от боли.
– Ты умен, – проговорила охотница, заживо снимая с лиса шкуру. – Так разве ничего не заподозрил, глядя на мои салазки?
Койя из последних сил напряг разум. Верно, иногда София возила гостинцы вдове на салазках. Он припомнил, что время от времени салазки были тяжело нагружены и на обратном пути. Что же находилось в тех жутких узлах из одеял?
