Между четвертым и пятым актами — пять-семь минут длится музыка, не похожая ни на что и похожая на все, что угодно: помесь грузинских лезгинок, кафешантанных танцев начала века, дурацкого вступления к партии Варлаама в опере Мусоргского, канканов и кэкуоков, российских балаганных плясов и самых бравурных мотивов из мадьярских оперетт времен крушения Австро-Венгерской монархии. Поднимается занавес. Все та же третья палата, несколько часов спустя: все выглядит настолько иначе, что глупо и говорить об этом.
Прохоров. Рас-светает!.. Ал-леха!!
Алеха. Да, я тут.
Прохоров. Вдарь что-нибудь на своей гитаре, Диссидент! Вдарь по сердцам наших просветленных узников!
Алеха. Пум-пум-пум-пум!
Представление начинается. В нем принимают участие все, даже комсорг Пашка Еремин: где только он успел нализаться, непонятно, ведь ему было отказано даже в граммулечке.
Пум — пум-пум-пум!
Пум — пум-пум-пум!
Я надену платье бело
И весеннее пальто.
Никого я не боюся:
Председатель — мой отец.
Вова.
Председатель к нам спешит,
«Не кручиньтесь, — говорит, —
Не кручиньтесь, не тужите,
Удобренье положите».
Михалыч.
Дети в школу собирались,
Мылись, брились, похмелялись.
Эх, в бога-душу-мать,
Дайте курочку!
Коля.
Ему уж двадцать лет —
А он такой дурак!
Ему уж тридцать лет —
А он такой дурак!
Ему уж сорок лет —
А он такой дурак!
Ему уж…
Алеха(прерывает его).
Коля водит самолеты —
Это хорошо.
Вова пысает в компоты —
Это тоже хорошо!
Прохоров.
А агент из Миннесоты —
Тоже очень хорошо!
Это, разумеется, выпад в сторону Михалыча, который в это самое время пробует, как сенсансовская плисецкая лебедь, делать ручками фокусы-покусы.
Сей агент, агент прекрасный,
Опрокинув свой бокал,
На груди ее атласной
Безмятежно засыпал.
Хо-хо
Витя со всем своим пузом вступает в пляс, повязав наволочку вместо косынки.
Алеха(подтанцовывает к Вите).
Ай-ай! Ох-ох!
Все готово. Бобик сдох.
Что с тобою приключилось,
Манечка?
Витя(не без кокетства).
Совершенно ничего,
Ровным счетом ничего,
Ничего не приключилось
С Манечкой.
Просто слишком завертелась
Просто слишком захотелось
Съездить в будущем году
В Пизу или Катманду!
Опля!!
Гуревич между тем с тревогой всматривается в полусонного Хохулю. Очень заметно, как тот, и выпив-то всего-навсего граммов сто пятнадцать, клонится к закату.
Гуревич(подходит к нему, тормошит). Хохуля! Для оживления психеи хочешь еще немножко дернуть? Ты меня слышишь?.. Не слышит… Передаю по буквам. Хохуля… дернуть… Д — Движение неприсоединения, Дуайт Эйзенхауэр, Девичьи грезы, Дивные бедра, День поминовения усопших… «Д». Следующая — «Е»… Только вот как передать ему «E»?.. Подлец Карамзин — придумал же такую букву! Здесь у Кирилла и Мефодия были уже и В, и Х, и Ж… Так нет же, эстету Карамзину этого показалось мало… Стоп, ребятишки!!! Хохуля не дышит!..
