Вальпургиева ночь | страница 37
Витя(приподымая большую, розовую голову). А я не умру?
Гуревич. Ты, Витя, слишком высокого о себе мнения. Во всей происходящей драме — до тебя — никто ни словом не обмолвился о смерти, хоть все и поддавали. Счастье человека — в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей. Пьер Безухов. А если уж смерть — так смерть. Смерть — это всего лишь один неприятный миг, и не стоит принимать его всерьез. Аугусто Сандино.
Витя пьет и — встает. Всех обнимая своей улыбкой — и не стыдясь живота своего, почему-то направляется к выходу.
Прохоров. Наконец-то! Отрада и ужас Вселенной — Витя — хочет пройтись в сторону клозета… Стасик! Прекрати свои «рот-фронты». Иди сюда…
Гуревич(спохватившись). Да, да. Никакие «рот-фронты» и нопасараны уже не пройдут. Над всей Гишпанией — безоблачное небо. Франсиско Франко. По этому поводу опусти руку и подойди.
Стасик. А у нас есть о чем побеседовать: массированное давление на Исламабад, подводные лодки в степях Украины! И — вдобавок ко всему — насильник дядя Вася в зарослях укропа. И марионетка Чонду-Хван, он все мечтает стереть Советскую Россию с лица земли. Но разве можно стереть того, у кого так много-много земли — и никакого-никакого лица? Вот до чего доводит узкоглазость этих чонду-хванов…
Гуревич. Налить ему немедля! И пропорционально тому, что он здесь сейчас нагородил… Боже мой, Витя!..
Витя(с улыбкой, обаятельней которой не было от Сотворения). Вот, пожалуйста, шахматная фигура, я обмыл ее проточной водой…
Ставит на стол посреди палаты — еще один белый ферзь.
Два белых ферзя рядом — это уж слишком. Многие теряют и остатки своих убогих рассудков.
Прохоров. С шахматами мы потом разберемся… А шашки где?
Витя стыдливо молчит. За дверью слышны каблучки. Это Натали с последним обходом. И, слава богу, она уже слегка первомайски поддатая. Иначе она уловила бы в палате спиртной дух.
Прохоров. Тишина!.. Все — по местам! Накрыться с головой!
Натали входит, всем желает спокойной ночи. Поправляет одеяло — у тех, на ком плохо лежит. Присаживается у изголовья Гуревича. Никому не слышные — а может быть, слышные всем — шепоты и нежности.
Натали(полушепотом). Ни о чем не думай, Лев, все будет хорошо.
Гуревич пробует что-то сказать.
Натали прикладывает пальчик к губам.
Тс-с… Все дрыхнут. В коридоре ни души. Адье. Спокойной ночи, алкаши.
Проплывает к выходу, тихо-тихо прикрывает за собой дверь.
Стук удаляющихся каблучков. Все пациенты разом сбрасывают с себя одеяла, приподымаются в постелях и завороженно глядят на два белых ферзя посреди палаты.