Вальпургиева ночь | страница 39
Одни обступают мертвеца, другие продолжают беззаботное буйство.
Прохоров. Вот к чему приводит лечение электрошоком! Вот вам блестящее подтверждение несостоятельности нашей медицины!
Стасик становится у трупа, оттянув подбородок, в позе стерегущего Мавзолей.
Гуревич. Ничего. Ничего неожиданного. Следует вполне полагать на судьбу и твердо веровать, что самое скверное еще впереди.
Прохоров(добавляет). Рене Декарт. И да не будет никто омрачен! Мы отмечаем сегодня вальпургиево празднество силы, красоты и грации! Ха-ха! Танцуют все! Белый танец! Алеха!
Алеха.
Витя(под Кальмана, играя пузенью).
Гуревич. Взлеты и провалы династий, Распятие и Воскресение, варфоломеевские ночи и волочаевские дни, — все это, в конечном счете, только для того, чтобы комсорг Еремин мог беззаветно плясать казачок… Нет, тут что-то не так… Подойди, Сережа, я тебе еще чуточек налью…
Сережа, перекрестившись, выпивает.
Гуревич. А Вова? Где Вова? Что с Вовой?
Вова сидит в постели, затылком опершись о подоконник, без движения и почему-то с совершенно открытым ртом.
Поди-ка, взгляни, Прохоров, что с ним?
Прохоров. Дышит! Вовочка дышит!
Напевает ему из Грига.
Вова не откликается ни звуком. Рот по-прежнему открыт. А головку его уже обдувает Господь.
Гуревич. Однако!.. Там (кивает в ту сторону, где происходит маевка медперсонала) — там веселятся совсем иначе. Ну, что ж… Мы — подкидыши, и пока еще не найденыши. Но их окружают сплетни, а нас — легенды. Мы — игровые, они — документальные. Они — дельные, а мы — беспредельные. Они — бывалый народ. Мы — народ небывалый. Они — лающие, мы — пылающие. У них — позывы…
Прохоров. А у нас порывы, само собой… Верно говоришь! У них — жисть-жистянка, а у нас — житие! У нас во как поют! А у них — какие-нибудь там Ротару и Кобзоны… Хо-хо! Только и делов!
Сепаратно выпивают по совсем махонькой. Остальные, томительно облизываясь, стоят в стороне.
И вообще — в России пора приступать к коренной ломке всего самого коренного!..