Мне достался извечный мой номер — второй, хоть я и пытался по юности в первые проскочить, да бодливой корове бог рог не дает. И мне оставалось потом только и делать, что привыкать ко вторым числам, номерам и ролям, хотя иной раз так хотелось смерчем подняться над канцелярским своим столом — не судьба.
— В машину! — сказал Гагаров, перестав улыбаться и пританцовывать.
Этим самым он дал знак, что, начиная с момента движения, мы во власти суровых законов охотничьего братства. Пропустив нас через бдительное око, Гектор Семенович влез последним, но сел впереди, рядом со скромным водителем Салтыковым: видно, что капитана не так еще поколачивали под роскошными сводами городского пожарного депо, закалился парень, да ведь это неплохо, потому что пожарный должен ко всему на свете привыкнуть раньше других — миссия у него серьезная.
Время уже поджимало. Люди только и думали, как бы в яму скрытую не ухнуть, разговоры прекратились — трясло, как на худых качелях. Но как только свернули на просеку с высоковольтными мачтами, Гагаров, ощупывавший патронташ, выдохнул с досадой:
— Пострелял из карабина, называется, — старый я кабан, а не бывший корветтен-капитан!
— Что такое? — промычал Антон Антонович, не разжимая губ, чтобы язык не прикусить ненароком. — Живот связало?
— Мозги! — рявкнул, как с чужой палубы, Гагаров. — Жена патроны забыла вложить к новому карабину. А я, дурень бородатый, за бабой не проследил!
Охотники переглянулись, кое-что подумали, но промолчали — человек и так крепко наказан, но не до конца, правда, потому как запасное ружье имел, старое то есть. Единственное, что огорчало его, — зверя не подсечет из новенькой винтовки.
Салтыков остановил машину в низком мерзлом ельнике и заглушил двигатель. Мы тихо вылезли и огляделись. Здесь побывали люди. Натоптано было конских и человеческих следов, валялись клочки сена — видно, что копешки возили по этой дороге на ферму, свежие санные борозды пролегли, а топтались, так то, верно, по нужде мужики соскакивали либо перекуривали, не очень торопясь на кормовой двор.
И пошли мы, как тати, вредной цепочкой, не дыша почти что, след в след — и не дай случай хрустнуть веткой: перед тобой мгновенно вырастала огромная, точно у привидения, голова распорядителя с жутким выражением глаз. Примерно через километр мы стали с радостью, знакомой и начинающим, и опытным охотникам, расставаться.
Крепкий левый фланг застолбил Шестой номер. Здесь лес выдавался утюгом вперед, к изреженным кустам поля. Пятый отвалил в том же лесу, но поглубже в чащу. Четвертый находился на одной линии с Пятым, но ближе к правому флангу метров на триста — тут, по расчетам, проходила явная волчья тропа. Третьему досталось скрытное место, где поле под белым углом входило в чистый кустарник, густой, спутанный, а где-то в тылу торчал вездеход, и только сквозь разрывы крон прочерчивались провода высоковольтки.
