Площадка между учебными зданиями и столовой, та самая, где в первый раз нас рассортировывали по факультетам, никогда не пустовала. Во время перемен там царило столпотворение: ученики и преподаватели торопились с одной лекции на другую, во время обеденного перерыва — и того пуще: многие брали еду из столовой и поглощали её под тёплым солнышком, сидя на скамейках и бордюрах вокруг площадки. Сейчас, правда, когда теоретические лекции у первых-вторых курсов уже закончились, а до ужина было ещё далеко, народа там оказалось немного, но громкий заливистый вопль «Ку-ка-ре-ку!» всё равно обратил на себя внимание. Тем более что я настояла, чтобы Карин вышел в самую середину площадки.
Наши смеялись, я смеялась вместе с ними, даже Карин засмеялся, увидев, как реагируют непосвящённые: кто вздрагивает, кто втягивает голову в плечи, кто грозит кулаком. Потом к нам с руганью побежал какой-то человек в зелёной форме административных работников, и мы бросились врассыпную.
Я взбежала по склону горы, задыхаясь от смеха, вспоминая, как Карин набирал воздуха в грудь, как надувал щёки перед тем, как испустить на удивление визгливый вопль.
Парочку я заметила, когда поворачивала на аллею, ведущую к общежитиям. Парочка и парочка, подумаешь — в академии полно парочек. Но ещё раньше, чем я узнала их, сердце болезненно дёрнулось, а смех застыл на губах.
Белые волосы Хена я заметила только после этого. А потом узнала и девицу, опирающуюся на его локоть, кокетливо заглядывающую в лицо. Розовый ротик приоткрывался, обнажая мелкие белые зубки, глаза сияли.
Та самая стерва-целительница, придравшаяся к тому, что Хен заходил ко мне. Что она теперь делает здесь с ним вместе?
Мне было больно наблюдать за ними, но почему-то я не могла оторвать взгляда.
Они неторопливо шли по дороге, спускаясь к главным зданиям. Целительница что-то оживлённо рассказывала, Хен усмехался. Я, не отдавая себе отчёта в том, что делаю, шагнула назад, под тень клёнов и пышных кустарников.
Они выглядели… выглядели влюблёнными на свидании.
И никуда Хен не пропал. Жив-здоров, гуляет тут со всякими… Мне он о себе знать не даёт, а вот с ней даже встречается, смотри-ка, ходит под ручку.
Радость от того, что я обратила в свою пользу происшествие с однокурсниками, так ловко победила Карина, потеснила его с вершины, — канула, как булыжник в воду. Вместо этого обида, злость, непонимание сплелись в какой-то клубок и встали в горле, мешая дышать. Обида была сильнее всего — иррациональная, неясная обида, причины которой оставались непонятны мне самой.
