— Конечно, нет. Силён не тот, кто никогда не испытывал страха, а тот, кто сумел его преодолеть. Я тоже боюсь, с каждым днём всё больше. Боюсь того, на что мне приходится идти и того, что будет после меня. Но если поддаться страху, то ничего отвратить не получится. Мы выйдем к людям и скажем, что их требования услышаны и будут рассмотрены в ближайшее время. Всем просящим раздадут хлеб и воду. Это успокоит их ненадолго. По крайней мере, они уже не смогут называть нас жестокими и жадными.
Гэвин принялся расправлять складки на плечах принца. Крики становились всё громче и злее.
— За что они нас так ненавидят? — спросил принц, повернув голову к окну.
— Не нас, а меня. Тот, в чьих руках власть, должен отвечать за всё, что не сделал он и сделали другие. И я готов ответить.
Оторвавшись от принца, Гэвин едва заметно сжал ладонь в кулак. Его воспитанник повернулся и поднял взгляд:
— Но ведь у нас одна кровь и долг тоже один!
— Каждый исполнит его по-своему, — лицо Гэвина смягчилось. — Идём. Промедления злит их ещё больше.
Сон заканчивался: обстановка и люди размывались, слова — забывались. Лайсве подалась вперёд и сказала, пока ещё было время:
— Мне жаль вас.
Пронзительно синие глаза лорда Комри уставились на неё, бескровные губы прошептали:
— Пожалейте лучше себя.
Лайсве снова проснулась в холодном поту. Весь день она размышляла над судьбой Гэвина. Верным ли было его решение? Был ли верен его путь — безукоризненное следование Кодексу? Можно ли вот так, когда ещё не выспел урожай, сказать, прав человек или не прав? Всех рассудит время. Победители назовут их либо героями, либо злодеями, а истину не увидит никто. Но её можно запечатлеть в дневнике. Кто-то свободный от предрассудков его прочитает и узнает правду.
«Мы все обязаны делать лишь то, что велит долг», — звенел в ушах голос Гэвина.
Долг. Такое страшное слово. Кто скажет, в чём он, не подменяя при этом своими желаниями, не манипулируя другими для достижения не всегда благих целей, как это делали политики вроде Жерарда?
Лайсве попытала счастье в последний раз. Безликий снова ждал её, бодрствуя.
— Как… — она неловко закашлялась. — Как дела у Гэвина? У него получилось?
— Да. Народ его боится больше всего ордена вместе взятого. Только поэтому не выступают против открыто.
— Неужели тебе его не жалко? Не хочется хоть каплю помочь, как ты помогал мне?
— Я всегда с ним. Помогаю и защищаю везде, где только могу, даже когда он предпочитает забывать.
