Они замерли перед воротами с гербом: горлица с мечом в когтях и руны, которыми раньше колдуны писали. Так вот почему мать Геда горлицей величают!
Беглецы вошли в просторный двор. Гед занялся лошадьми: расседлал, вычистил их, расчесал слипшуюся от пота шерсть и навязал пастись на склоне за замком. Дрова здесь были заготовлены, кострище камнями уложено. Гед даже котёл, чтобы воду закипятить, нашёл.
Любое дело у него в руках спорилось. Зофья ничем не могла ему помочь. Вспоминались истории о стародавних временах, когда люди делились на землепашцев, что к дому были намертво прикованы, к полям и садам, и охотников, что странствовали по белу свету, не боялись ни дождь, ни холод под открытым небом встречать, зверей диких и бродящее в ночи лихо стреляли без промаха. Если правда это, так она из землепашцев, а он — охотник, потомок охотников, очень древнего рода.
— А я знаю про твоих родичей! — весело сообщила Зофья, когда Гед вручил ей кусок хлеба с солониной, яблоко и заваренный в чашке ароматный травяной сбор. — Они служили у колдунов, хозяев этого замка. Колдуны были злые, простых людей обижали почём зря. Твоих тоже обидели, те на них войной пошли и сгинули, а ты один неприкаянным остался.
— Почти, — рассмеялся Гед, но чувствовалась в том смехе горечь.
Зофья не понимала его путей, его непохожего ни на что мира, который всегда был рядом, на расстоянии вытянутой руки, но она никогда его не замечала.
Гед подошёл к двум стоявшим посреди двора валунам. На одном из них был выбит тот же герб, что и над воротами и колдовские знаки, на втором — только знаки. Гед положил возле них букеты лесных цветов, похожих на большие колокольчики — голубые с жёлтыми тычинками. Зофья никогда раньше таких не видела.
— Здесь похоронены мой дед и наставник. Пока они были живы, мы прятались в этом замке. Селяне боялись его из-за суеверий, а мы с наставником делали всё, чтобы поддержать страшные слухи. А когда сюда приходили Голубые Капюшоны, мы хоронились в лесу у Ягини. Когда они умерли, она забрала меня к себе. Люди разграбили тут всё, что не успело развалиться от времени: мебель, гардины из парчи, древние гобелены, украшения. Оставили только камни, но и их скоро растащат для своих хибар.
Он вздохнул тоскливо и вернулся к костру:
— Может, оно и к лучшему. Мёртвое — мёртвым. Так легче отпустить. Наш сверкающий мир сказок и легенд не вернуть, на смену ему пришла пошлая косность, но и в этом новом мире можно жить, можно и даже нужно расцвечивать его яркими красками. Теперь я это понимаю. Завтра объедем Дикую Пущу стороной и к полудню будем в Подгайске, а прошлое останется за спиной навсегда.
