— Пожалуйте, гости дорогие, к столу! — провозгласила наконец Ольга, внося на обеих руках большое дымящееся блюдо, источающее аппетитный пар.
— Никак гусь? — удивился Кедрачев.
— Наталья привезла! — кивнула Ольга на его жену. — Для тебя старалась… Поди, надоела казенная еда?
— Скоро надоедать нечему будет, — пошутил Кедрачев. — Харча все меньше дают. Так что подкормите нас, дорогие хозяюшки.
— Подкормим! — обнадежила Ольга. — Сейчас еще пирог из печи выну.
Наконец все уселись. Ефим рядом с женой, посадив между нею и собой дочку, Ольга пристроилась напротив них, рядом с Гомбашем, заявив:
— Я буду вас угощать, а то, гляжу, стесняетесь. — Обернулась к брату: — А ну, наливай ради праздника. — И подвинула к нему глиняный кувшин.
— Бражка! — взял Ефим кувшин в руки. — Молодец, сестренка, наварила. Оно, конечно, хорошо бы водочки, да где ее теперь взять…
Он разлил мутновато-желтоватую брагу по чашкам и стаканам, взял в руки свой, оглядел сидящих за столом.
— Жаль, Валентина Николаевича да Ксении Андреевны с нами нету…
— Хотели они, — заметила Ольга. — Да сегодня как раз товарищей своих провожают в Россию. Те товарищи только теперь из тундры выбрались, из ссылки. Самая распутица, никаких дорог по болотам, и как только сумели?
— Свобода — она крылья дает! — Кедрачев поднял стакан: — Ну, за праздник наш новый, за новую жизнь!
Все выпили. Наталья, поставив опорожненную чашку, сказала с недовольством:
— За новую-то за новую, только ты от этой новой жизни совсем закружился. Пятый день в городе живу, а ты только сегодня собрался. Неужто отпроситься не мог? Ты ж теперь, как его, Председатель.
— Дела держали, — ответил Ефим. — Я ведь тебе толковал. Общественная должность.
— Какая нам с твоей должности корысть!
— Наташенька, не сердись, он не виноватый, — заступилась за брата Ольга. — Знаешь, как он по вас скучает?
— Скучает… Политикой занялся, а к семье без внимания. А за политику эту еще, может, натерпится. Папаня говорит — это сейчас пока что, после переворота, порядка нет. А потом, глядишь, возьмутся за таких политиков. А мы — плачь.
— Ну, чего плакать-то? — рассмеялась Ольга. — Весь народ радуется, а мы-то что ж? Скоро война кончится, все будет хорошо. Будете все вместе жить здесь, дома. Наливай-ка, Ефим, бражки! Да гостя нашего угощай, а то сидит что-то невеселый.
Слова Ольги как-то сгладили неловкость, которая возникла за столом после сердитых слов Натальи. Да и Наталья, выпив чашку-другую браги, сменила гнев на милость, улыбнулась мужу, поддержала общий разговор. А он все вертелся вокруг того, каких перемен к лучшему следует ожидать, а в том, что перемены должны быть, никто кроме, пожалуй, Натальи, не сомневался.
