Стравинский | страница 138
35. Белый город. Бесплодие
Отправляясь на свидание к Горбунку Климкину, голубоглазый Крыжевич рассуждал следующим образом, – Ведь что такое сумасшедший? Естество и независимость во всем, в суждениях, поступках. У сумасшедших особая искривленная стать, в данном конкретном случае горб, невозможная походка, уши, глаза, рот. Особенно глаза. И рот. Глаза, что твой птичий базар, если подольше посмотреть. Или, напротив, соломенная пустыня… А руки? Что они, бывает, вытворяют своими руками?.. Сумасшедший лишен предубеждений, нравственных оков. Свободный человек – вот что такое сумасшедший. В то же время он не может быть подвержен осуждению, наказанию, ибо логика его вне понимания, понимания, скажем так, обывателя. Лучше сказать, среднего человека. Не люблю этого сального слова «обыватель». Впрочем, «средний человек» вряд ли лучше… А всё гордыня. Вот как ее побороть?.. Ну, да ладно. Не о том. Нужно сосредоточиться. Итак, безумец – вне порицания. Чист всегда. Свободен и чист. Чистота и свобода – удивительное сочетание, немыслимое. Безумец вне осуждения, вне подозрения. Мы это помним, осознаем. Пока осознаем. Но грань между нами стирается, исчезает. С каждым годом, с каждым днем истончается все больше. Их инородные лица уже не кажутся нам столь инородными как прежде, до французской революции… А кто, собственно, революции делает? Сумасшедшие и делают… Да, убогие – наше достояние. Достояние и спасение. И в моем случае – спасение… если не погибель… Конечно, дело моё – дрянь, гадость, грех великий грех. Но я не вижу иного выхода. Да его и нет – другого выхода. Так что будем считать, грех во благо… А что, не так? Да разве есть что-нибудь этакое на свете, чего бы родитель ни сделал ради своего дитяти? Да если это благородный родитель, он и жизни своей не пожалеет… О, когда бы моя смерть выправила положение, я бы с радостью расстался с жизнью!.. Однако с чего начать разговор? А не важно. Всякое мое предложение не будет слишком, потому что говорить мне предстоит с безумцем. Так что всякая невозможная идея будет к месту. Хоть Ave Cesar, хоть на Луну – пожалуйста… Вот она – независимость. Нет, не случайно мы с таким упорством ищем свободы. Может быть, действительно, с Луны и начать?.. А что, если он только представляется слабоумным? намеренно представляется слабоумным? Зачем? Не дано знать. Провокатор, шпион… Спрашивается, и кто из нас сумасшедший?.. А вот что у него в рюкзаке? Отчего он не расстается со своим рюкзаком?.. Да нет же, рюкзак как рюкзак. Вот как раз то, что он с ним не расстается – подтверждение и примета. Еще глаза, рот… А что если моя просьба окажется для него неприемлемой? Что если он высоконравственный безумец? юродивый? У нас же их всегда было пруд пруди!.. Нет, не может быть. Блаженные на стравинские четверги не ходят, они у церквей с голубями подаяния просят… хочется надеяться… Нет, нет, мой чудак – не юродивый, скорее – гений. Сразу бросается в глаза. У него и рюкзак гения, и походка гения. И сам он – сплошной вопрос и озарение… Что же с Юленькой будет? А ничего не будет. Потоскует. Это уж как повелось. Уж без этого никак. Без страдания как-то уж совсем не по-людски было бы. Ничего, ничего, время лечит… Бытует, конечно «Бог дал – Бог взял», но это как-то выше моего понимания. А, между тем, говорить надо именно так, во всяком случае, в уме держать…