Скажем, свечение занимает его много больше. Даже не свечение само, а шепотная нега, благодаря свечению путешествующая вдоль позвоночника, вызывая тот молочный покой, что случается только в раннем детстве, когда жалость еще неведома.
Итак, Иван Ильич сидит за рабочим столом, откинувшись на спинку стула и запрокинув голову. Руки свисают как плети, пальцы едва не касаются пола. Так в авантюрных фильмах сидят убиенные шерифы или убиенные убийцы. Многие убиенные сидят так в авантюрных фильмах.
Входит дежурный врач Сударнов. Вкрадчивый сахарный Михаил Иванович Сударнов. Его глаза навсегда и надежно спрятаны гримасой почтительной улыбки. При таком обличие Михаилу Ивановичу, а не Ивану Ильичу следовало бы проживать в сумасшедшем доме, ибо спроси любого непросвещенного человека, какова, как он думает, профессия Михаила Ивановича? В большинстве случаев последует ответ – психиатр.
Однако внешность бывает обманчивой, и, в отличие от Стравинского Сударнов – человек практический и какие-нибудь пустяки занимают его больше, чем медленная мерцающая психиатрия. Разумеется, вольнодумство Михаила Ивановича может быть прочитано исключительно его коллегами. Вышеупомянутый же непросвещенный человек, услышав его речи, не изменит мнения, ибо, что бы там не говорили, в игорном доме души остаются навсегда и посетители, и крупье, стоит только переступить порог.
Сударнова, например, интересует чай. Вот он идет к подоконнику, опускает грозный кипятильник из лезвий в матовый стакан. А вот он уже перелистывает карамельные страницы заблудившегося инородного журнала. Укладывается на кушетку, нога на ногу. Встает. Ходит, покачиваясь с носка на пятку, с пятки на носок. Совершает подскок и немного подворачивает ногу при этом. Трет ногу. Смакует сигарету, увиваясь вслед за дымом в простуженный зев форточки. Кашляет. Покрякивая, пьет пламенный чай. Снова на кушетке – пытается изобрести удобную позу. Очевидно, что молчание тяготит его, но, видя потустороннее состояние коллеги, терпит, сколько может. Стравинский действительно все это время недвижим, даже дыхания не слышно. Не всякий догадается, что перед ним живой человек.
Наконец Михаил Иванович не выдерживает, – Не спишь, Иван Ильич?.. Вижу, что не спишь… Где сегодня ночевать будешь? Здесь?..
Стравинский не шелохнется.
– Обратил внимание, ты стал часто оставаться на работе…
Стравинский не шелохнется ни в этот, ни в другой раз. Так и будет сидеть, покуда не сменит позу, о чем будет непременно сообщено.
