– Откуда тебе знать, чего я хочу? – вырвалось у Васи.
– Потому что я намного старше тебя, – процедил он.
– Ты бессмертен, – осмелилась сказать Вася. – Разве ты ничего не хочешь?
Внезапно Морозко замолчал.
– Ты согрелась? – сказал он, наконец. – Давай попробуем еще раз.
* * *
В четвертую ночь Вася, вся в синяках, уселась перед костром. Ее кости болели слишком сильно, чтобы искать спальный мешок и утешение во сне.
– Я хочу спросить тебя, – сказала она.
Морозко держал кинжал на колене, его ладони скользили по клинку. Краем глаза Вася видела кристаллы льда, которые следовали за его пальцами и делали лезвие гладким.
– Говори, – ответил он, не поднимая взгляда. – Что ты хочешь узнать?
– Ты забрал моего отца, да? Я видела, как ты увез его, когда Медведь…
Руки Морозко замерли. Своим видом он настойчиво просил Васю замолчать и лечь спать. Но ей не спалось. Она слишком много думала об этом долгими ночами в пути, когда холод не давал заснуть.
– Ты всегда так делаешь? – продолжила она. – С каждым, кто умирает на Руси? Кладешь мертвеца на седло и увозишь его?
– Да… и нет, – ответил Морозко. Казалось, он подбирал слова. – В каком-то смысле я здесь, но… это похоже на дыхание. Ты дышишь, но не осознаешь каждый свой вдох.
– Ты осознавал тот вдох, когда погиб мой отец? – язвительно спросила Вася.
Между его бровями пролегла морщинка, тонкая, словно нить паучьего шелка.
– Больше обычного, – ответил Морозко. – Но так было потому, что я – мое думающее я – было рядом, и потому что…
Он резко замолчал.
– Почему? – переспросила девушка.
– Просто так. Я был рядом, вот и все.
Глаза Васи сузились.
– Тебе не нужно было забирать его. Я могла спасти его.
– Он умер ради тебя, – возразил Морозко. – Он хотел этого. И он был рад уйти. Он тосковал без твоей матери. Даже твой брат об этом знал.
– Но тебе ведь все равно, да? – вспылила Вася. В этом заключалась проблема: не в смерти ее отца, а в огромном безразличии ледяного демона. – Наверное, ты навис над постелью моей матери, чтобы отобрать ее у нас. Потом ты увез моего отца. Однажды на твоем седле окажется Алеша, и я тоже. И все это значит для тебя меньше, чем вдох!
– Ты сердишься на меня, Василиса Петровна? – В голосе Морозко было лишь легкое удивление, тихое и неизбежное, похожее на снегопад в стране без весны. – Думаешь, если бы я не забирал людей во тьму, смерти бы не было? Я стар, но мир был еще старше, когда я впервые увидел луну.
К своему ужасу, Вася почувствовала слезы на щеках. Она отвернулась и разрыдалась, уткнувшись лицом в свои руки. Она оплакивала своих родителей, няню, дом, детство. Он все отнял у нее. Или не он? Он был причиной или вестником? Она ненавидела его. Она мечтала о нем. Но все это не имело значения. Так можно было ненавидеть или желать небо, и это особенно ее злило.
