— Люди — самые противоречивые существа. Вы плачете в горести и в минуты счастья. Вы кричите в гневе и от прикосновения удачи. Вы скупы в похвале, но жаждете лести. Вы не верите в чудо, но вспоминаете Бога в минуты душевной слабости. Вы не пытаетесь понять, но стремитесь быть услышанными… Вы преследуете иллюзии, но не замечаете счастья рядом с собой. Судьба каждый день дает вам новый шанс, но вы безразлично проходите мимо, находя оправдания вашему бездействию.
— Тогда зачем мы появляемся на свет? Выходит, что мы слепо плывем по течению, не замечая истины, а Господь тихонечко посмеивается над нашими обреченными душами?
— Шаду, ты хочешь познать жизнь? — остановив мою истерию, спросил Вестос.
— Да… — с надеждой в голосе произнес я. — Всей душой и всем сердцем хочу…
— Ты заново проживешь последние десять лет. Каждый день, каждый вздох, каждый удар в груди… Ты получишь свой второй шанс, но от смерти ты не сможешь скрыться и встретишь ее в этот же день и в тот же час. А пока засыпай, Шаду…
Я почувствовал дуновение ветра и ощутил приятное тепло по всему телу. Внезапно ушла мучительная боль, я почувствовал невообразимую легкость. Мои глаза стали тяжелыми, и я уснул столь сладким сном, каким еще прежде не спал.
— Шаду, просыпайся, — сквозь сон я услышал теплый, хриплый голос.
«Невероятно, я все еще жив. В запасе есть еще один мучительный день», — подумал я.
— Шаадууу, просыпайся! Так всю жизнь проспишь!
«Боже мой… Я знаю этот голос! И если я не ошибаюсь, он принадлежит человеку, который умер очень давно. Как это возможно?».
— На том свете отоспишься, поднимайся! — настойчиво продолжал прогонять мой сон некто, скрывающийся за моими закрытыми глазами.
«Выходит, я тоже умер? И это тот самый загробный мир?» — продолжал размышлять я. Со всей силы сжал веки, испытывая самый жуткий страх в моей жизни, ущипнул себя за лицо и невольно, от боли, издал дешевое подобие щенячьего стона.
— Ну все, хватит, это уже не смешно. Тебе не говорили, что лучше не злить старых людей: они становятся очень опасными, могут защекотать до смерти, — раздалась наигранная угроза.
Я собрал все крошечные остатки смелости и с усилием слегка приоткрыл створки моего правого глаза. Сквозь слепивший меня утренний свет я смог определить, что лежу не на больничной кушетке. Тошнотворный запах лекарств развеялся, тело не перетягивали трубки, но самое главное — отсутствовало пиканье аппарата, монотонно сигнализировавшего о моем жизненном состоянии. Картинка настраивала резкость, и с каждым ее проявлением я с недоумением понимал, где нахожусь. Окинув взглядом границы помещения, я нашел источник голоса, пытавшийся меня разбудить. Он принадлежал худощавому старику, с пепельно-белыми волосами, лицо которого беспощадно изрезали морщины. Выцветшие голубые глаза, аккуратный прямой нос, плотная серая борода, необычайно белые, по всей видимости, вставные зубы. Детская улыбка, запечатленная на старом лице, радостно встречала мое пробуждение.
