Мне вспоминается одна встреча в библиотеке МГУ, когда Ващенко рассказывал студентам о книге «Говорит Чёрный Лось». Он принёс индейскую трубку и, вынув её из свёртка, стал показывать, как индейцы молились с помощью курительной трубки. Студенты затаили дыхание. Они смотрели на Александра Владимировича и видели не профессора в пиджаке и галстуке, а человека оттуда, из неведомого им мира краснокожих воинов. Он не был в ту минуту человеком городской цивилизации, он был полнокровным представителем древних культур. Мягким голосом он будто гипнотизировал, как шаман, приглашая всех за собой в иные пространства. Он говорил так, что невозможно было не верить ему. Он рассказывал о себе, хотя говорил о других. «Великая Тайна объединяет всех нас. Давайте же откроем для неё свои сердца»…
Однажды на праздновании его дня рождения в библиотеке на Новодевичьем проезде, где проходили семинары по индейской культуре, был устроен большой стол. Выпивка, закуски, шумная толпа. Я не собирался засиживаться, пришёл только для того, чтобы поздравить Ващенко и сразу незаметно улизнуть. Но Александр Владимирович усадил меня рядом и, легонько толкнув меня локтем, попросил: «Скажи что-нибудь». Я растерялся, так как не люблю выступать на публике. Ну что обычно говорят в таких случаях: желают успехов в работе, здоровья и счастья «вообще». И тут я почувствовал, что надо на самом деле сказать что-то про Ващенко – не по случаю юбилея, а потому что пришло время понять, в чём же его особенность, в чём удивительность.
Не знаю, удалось ли мне выразить достаточно точно мою мысль, но я сказал, что чем ближе я узнавал Александра Владимировича, тем больше он удивлял меня. Удивлял не своими знаниями, а своей душой. Он был, пожалуй, единственный человек, от которого я ни разу не слышал плохого слова ни о ком и ни о чём. Если ему что-то не нравилось, он даже не упоминал об этом, критикой не занимался. Александр Владимирович относился к чужому творчеству (от литературы и резьбы по дереву до игры на флейте и вышивания бисером) не просто с вниманием, а с восхищением. Он умел понимать и ценить. Он умел восторгаться. В самом, казалось бы, незначительном он умел открыть что-то самобытное и важное. И он обладал редким даром объяснять и тем самым передавать своё восхищение другим. В этом он был художник и поэт…
Через некоторое время я попал на запись его лекции для программы «Академия». Меня заворожило его выступление. Мне и в голову не могло прийти, что о мифах можно говорить столь увлечённо и увлекательно. И я впервые пожалел, что мне не посчастливилось быть студентом Александра Владимировича.
