Для Шебаршина разведка была смыслом жизни. Служба в его книге пишется с большой буквы. Она составляла главную часть его жизни. Он любил работу, любил этот сложный, не поддающийся описанию механизм разведывательной мысли, хитросплетения и цинизм политических игр. И своё высокое положение он тоже любил. «Были заботы житейские, семейные, но сейчас, с вершин прожитых лет, отчётливо видно, что они подчинялись главному – Службе», – написал он.
Вскоре после ГКЧП я заглянул к нему домой. Шебаршин выглядел, как всегда, спокойным, собранным, в костюме, при галстуке. Нина Васильевна сразу принесла поднос с чаем. Сидели, беседовали о том, о сём. Когда Леонид Владимирович вышел в соседнюю комнату за сигаретами, Нина Васильевна вздохнула: «Наконец-то всё кончилось. Никакой теперь суеты, этих бесконечных ночных звонков, этих нервов, можно теперь по-человечески…» Почему-то я поверил ей, решил, что для них наступила пора отдыха, облегчения. Но никто не мог почувствовать того, что творилось в душе Леонида Владимировича. «Жизни мелочные сны» приоткрывают крышку котла, в котором кипели скрытые от посторонних глаз терзания: «Ну, а в чём же несправедливость? Ты давно понял, что с новой властью тебе не ужиться, пытался навязать начальству свои правила, потерпел неудачу и по своей воле ушёл в отставку… Ты получил редчайшую возможность стать самим собой и на что-то обижаешься… Монолог продолжался не первый день, утомлял до крайности. Не помогали ни книги, ни друзья, ни стакан водки – старинное средство русского человека от сомнений и печали»…
Помню, как он, сидя у нас на кухне, делился впечатлениями о своём «отпуске», рассказывал о поездках за границу, что теперь он совсем в другом качестве, свободен, ничто не связывает по рукам и ногам, никаких отчётов, ходит, смотрит, получает удовольствие. Мне кажется, он не лукавил, он действительно получал удовольствие. Избавиться от тяжести постоянного напряжения и пройтись по заграничным улицам просто так, а не по проверочному маршруту, не прячась ни от кого, не ища никого, а просто наслаждаясь улицей, её атмосферой, её звуками, её воздухом… Любопытно узнать, работала ли за ним наружка в те дни?
Однажды он увидел в киоске (почему-то мне кажется, что речь шла о Лондоне) газету со своим портретом. Он купил её, развернул и обнаружил там главы из книги «Рука Москвы». Опубликованы они были, конечно, без всякого согласования с автором. Леонид Владимирович отправился прямиком в редакцию. Велико же было изумление (или ужас?) главного редактора, когда он увидел в своём кабинете бывшего шефа советской разведки, чью фотографию он разместил на всю первую полосу газеты! Как уверял Шебаршин, он пошёл в редакцию просто «из любопытства» ну и пожурить немного… К сожалению, не помню финала этой истории, а сочинять отсебятину не хочу.
