***
Как-то во время разговора я вспомнил фильм «Доктор Живаго», который смотрел в Дели. И речь сама собой зашла о романе Пастернака.
– Почему он под запретом в Советском Союзе? – спросил я.
Леонид Владимирович встал, сходил в соседнюю комнату и вынес мне увесистый том, изданный за границей. Я только начал учиться в МГИМО.
– Возьми, почитай. Вокруг этой книги много шума, но она не стоит того. Думаю, ты согласишься со мной.
Он был прав. Роман Пастернака показался мне скучным. В нём чувствовалось много затраченной силы, много устремлений, много труда. Но книга не вошла в меня, осталась где-то рядом.
Когда меня стала активно интересовать эпоха революций, перевернувшая Россию в 1917 году, Шебаршин предложил мне почитать «Падение царского режима». Он давал по одному тому, просил не спешить, проявить внимательность. И я с жадным нетерпением окунулся в протоколы допросов Временного правительства. Особый колорит историческим материалам придавали сами книги – старые, пропитанные далёким временем и будто утягивавшие читателя в свои недра одним только духом прошлого, исходившим от шершавых, пожелтевших страниц.
Леонид Владимирович любил книги. Любил не только их содержание, но ценил как вещи, каждая из которых была неповторимой и за каждой из которых тянулся шлейф истории: из какой страны привезена, на каком рынке куплена, кому давалась читать, с каким настроением возвращалась к хозяину. Иногда книга вдруг надоедала ему. Сколько раз я видел, как он стоял в коридоре своей последней квартиры, рассматривая книжные полки и водя по ним пальцем: «Эта не нужна уже никому, она состарилась вместе со мной, теперь в ней никакой ценности для меня… И вот эту я бы отдал, но тут дарственная надпись… Вот эту возьми себе, а вот эту почитай и верни, я всё ещё люблю её…»
Про поиски книг в лавке старьёвщика в Тегеране: «Я ныряю в темную узкую дверь, натыкаюсь на завал. Хозяин включает свет – жёлтую, слабосильную лампочку без абажура, висящую на неряшливых, покрытых клочьями изоляционной ленты проводах. Кромешный книжный ад, куда брошены за какие-то грехи сотни и тысячи этих лучших друзей человека. Стеллажи до самого потолка, рухнувший под тяжестью груза стол в середине этого склада (всего в нем квадратных метров пятнадцать – шестнадцать), бумажная залежь на полу по колено, а кое-где и по пояс… Экспедиция в недра лавки продолжалась два года. Как у большинства экспедиций, результаты оказались разочаровывающими, но сам процесс был беспредельно интересен» (Шебаршин «Рука Москвы»).
