Сестра Моника | страница 66
Потом я стояла вместе с ними перед высокими железными воротами... Дон Цезарь поднял мои юбки и исподнее и держал их в руке вместе с громадным замком от чугунных ворот, он... велел мне встать на четвереньки и оттопырить зад, а дон Мануил принялся жестоко сечь меня березовой розгой, и я почувствовала, что моя кровь потекла во второй раз, причем сильней даже, чем у святого Януария[220]. ...Я кричала, а зрители декламировали a gara, сначала справа:
Потом слева:
С последней строчкой занавес упал; загрохотали и открылись створки железных ворот; и я стала засыпать во сне с мыслями из Сираха[221]: «Публичное наказание лучше, чем тайная любовь», а надо мной звучало: «по Воскрешении вы не сможете ни свататься, ни быть сосватанными».
Но я не могла заснуть во сне! Я будто бы очнулась в гробу; с распятием в руке я поднялась и увидела себя в храме Диа-На-Сор[222]. Государство должен был он презирать; он считал его мыслящей машиной, заведенной, разросшейся, набрасывающейся тут и там, никакого уважении к Я, повсюду власть обыденности... и... скотское, счастливый...[223]
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- —
Дорогая Мальхен! Вчера я неожиданно была вынуждена прервать свое письмо с описаниями важных решений и поучений моего доброго Жерома... Подумай только! Твоя мать, Луиза, графиня фон X. у меня в гостях!..
Графиня фон X.?
Да! Да!.. Граф фон X. самым оригинальным способом на свете познакомился с ней в купальнях Бадена в Швейцарии... Прежде, однако, ты должна узнать, что твой отец и Бовуа закололи друг друга. Они оба должны были трагически погибнуть, Бовуа — оттого, что из набожного христианина он превратился в жалкого еврея, а твой отец потому, что истинное, справедливое и четвероякий корень Шопенгауэра[224] для него значили больше, чем доброта и красота твоей матери...