Смывать с себя спекшиеся кровавые ошметки чешуи, используя лишь маленькие лужицы, было непросто — лишь один раз, на третий день, мне утром встретился чистый ручей, в котором я с удовольствием, но торопливо, помылся. Ходить забрызганным кровью с головы до ног было неприятно — но сегодня, не найдя подходящего места, я уже не обращал внимания на зудящую кожу, привыкнув.
К тому же, наконец, вышел к реке. Не Енисей, конечно — но внушительная, не отнять. Однако обрадовался я не сколько реке, столько тому, что первый раз за несколько дней увидел небо. Низкая — едва выше деревьев — тяжелая пелена облаков висела гнетущим покрывалом над миром туманов, но это уже было не мрачное переплетение крон над головой.
Полюбовавшись на облака, двинулся вдоль берега реки, раздумывая как ее пересекать. Вплавь, делать плот или дальше спускаться по течению, надеясь наткнуться на переправу? И неожиданно увидел дорогу. Едва угадываемую тропу, уходящую в глубину леса, а чуть поодаль выше явную пристань — хорошо замаскированную в прибрежных зарослях.
Были даже следы от вытаскиваемых на землю лодок — вот только ни одной я не заметил. Постояв в тени раскидистого дерева, я некоторое время раздумывал. С одной стороны, плато Хеллгейт было в противоположной стороне от той, куда вела едва заметная в джунглях дорога — я уже видел возвышающуюся вдали желтую скалистую громаду. С другой — путь к плато преграждала широкая, в километр, не меньше, — река. Пересечь которую вплавь я бы смог без сомнений — если только никто мне не помешает. Но в отсутствии в глубине темных, неспешно катящихся вод голодных тварей я всерьез сомневался.
Подумав немного, двинулся по тропе — которая вскоре превратилась в полноценную дорогу среди болота. Если что, про лодку спрошу — или, хотя бы, одежду украду. Здесь, в джунглях, мне это пока не особо мешало — а вот на плато среди людей привлекать внимание нарядом Адама совершенно не хотелось.
Через несколько минут ходьбы, наткнувшись на предупреждение, остановился в задумчивости. Прямо на моем пути между двумя близко стоящими деревьями была протянута толстая жердь, на которой болталось не меньше десяти тел разной сохранности. Половина были усохшими до состояния мумий скелетами — давно висели, а вот на других осталось даже немного плоти и рваной одежды. Долгое время я ходил вокруг, раздумывая — а после, переборов брезгливость, в высоком прыжке сорвал одного из повешенных. Вернее, его нижнюю часть. Вся она была мне не особо нужна — вытряхнув ненужное, я освободил штаны. После чего, тщательно постирав их в небольшой промоине неподалеку, надел. Несмотря на то, что одежка оказалась немного коротковата — еще и штанины к низу заужены под сапоги, почувствовал себя гораздо лучше — разгуливать в чем мать родила по джунглям не очень приятно — даже несмотря на отсутствие стеснительности, тщательно прививаемое в Транснаполисе, и периодически подпитываемый слабый доспех духа, защищающий от неудобств типа мелких порезов.
