НАДЯ. Кир. Ну, почему тебя потянуло потрахаться именно сейчас, именно в лесу, в этих ужасных условиях. Самое главное — автобус уехал, мобильники здесь не берут. Солнце вот-вот сядет. А мы даже не знаем, в какую сторону идти. Я, по крайней мере, не знаю.
КИРИЛЛ. Да ладно, Надь. Вон там, в лесу, два аборигена местных из массовки, переодетые в фашистскую форму, играют то ли в прятки, то ли в салки. Сейчас нарезвятся и выведут нас отсюда.
НАДЯ. Эти двое? Да они тут при всех два огромных мухомора съели. А потом в унисон начали приговаривать, что это — пропуск в загробный мир. Могилянский очень заинтересовался и тоже съел. Потом начал говорить, что надо срочно сваливать, а то нас сейчас накроет Русская Земля. Не знаю насчет Русской Земли, но что-то его так накрыло, что он в лес на четвереньках как гончая убежал.
КИРИЛЛ. Да ладно, давай выпьем виски, у меня две ноль семь «Чиваса». И еще бутылка армянского коньяка.
НАДЯ. Знаешь. Коньяк я не буду — я все-таки на втором месяце беременности. А виски давай. (Закуривает сигарету).
КИРИЛЛ. У меня только стаканчиков нет. (Пьет виски из бутылки).
НАДЯ. Да пофигу. (Пьет из бутылки). Знаешь, ты был сегодня очень искусен в любви. Очень темпераментен. Очень нежен и ласков. Не ожидала, если честно. Спасибо.
КИРИЛЛ. (Глупо улыбаясь). Да ладно. Давай мухомороедов позовем. А то две ноль семь на двоих, учитывая еще те две таблетки которые мы с Могилянским съели… Прикольные, правда?
НАДЯ. Да, прикольные. Я, пока ты меня трахал, себя березкой ощущала. Зови их.
КИРИЛЛ. (Кричит). Парни, хватит развлекаться! Идите к нам! У нас коньяк и виски!
Подходят фашисты.
ГЕРМАН. Здравствуйте, уважаемые. Меня Герман зовут. А брата моего — Генрих.
КИРИЛЛ. Меня Кириллом зовут, девушка — Надя. Она моя невеста. Странные у вас имена — это псевдонимы?
ГЕРМАН. Нет. У нас папа очень веселый был.
ГЕНРИХ. Пил, не просыхая, вместе с бабушкой и мамой.
ГЕРМАН. И очень любил фильмы про Великую Отечественную. Причем переживал, гад, всегда за немцев. Очень возбуждался, когда в фильмах немцы выигрывали. И плакал, если Красная армия немцев била. А на сценах взятия Рейхстага всегда телевизор выключал. Выходил на кухню, в глазах слезы, залпом выпивал бутылку водки. Стоял и повторял: «Эх, вы». Гитлера очень любил. Когда мы родились, — а мы вообще близнецы, он в паспортный стол пришел и говорит наши имена. Одного, говорит, нарекаю Герман, а другого — Геринг. У женщины в паспортном столе чуть инфаркт не случился. Еле-еле уговорила его назвать нас Герман и Генрих. А вообще все нас зовут Гера и Гена.
