— Сэр? — удивлённо вскликнула Нина Ефимовна.
— Oh, I’m sorry!4 — откликнулся мужчина и затворил дверь, скрывшись за ней.
Женщина вскочила с кровати и приглушённо завопила, глядя на Лерку:
— Срочный подъём! Хватит валяться, нас ждут великие дела! — и, высунув за дверь неприбранную голову, мило проворковала: — Сэр Генри, будьте добры, подождите в холле, пока мы приведём себя в порядок. Адиба приготовит вам вкусный чай.
Заставив Лерку надеть свой лучший наряд, прихорошившись сама, Нина Ефимовна павой спустилась в холл, держа девочку за руку, словно добропорядочная глава семейства.
Сэр Генри, пристроившись на уютном диванчике, пил чай и утешал Адибу. Та рыдала в голос, спрятав заплаканное лицо в дрожащие ладони.
— Что случилось? — опешила Нина Ефимовна и отпустила Леркину руку.
Адиба хотела ответить, но стала заикаться, и снова окунулась в мокрые пригоршни рук. Её очки, предусмотрительно снятые, сиротливо лежали на столе, золотистыми дужками вверх.
— Девочку обвинили в хищении важной вещи, — ответил сэр Генри и обозрел Нину Ефимовну оценивающим взглядом.
А Лерка тем временем разглядывала его.
Генри Смит был худощав и мускулист. Моложавое, загорелое, словно высеченное из гранита лицо прорезали морщины, которые удивительно ему шли. Он щурил светло-серые глаза в ободряющей улыбке и находил самые нужные слова, успокаивая Адибу.
Нина Ефимовна, миновав сэра Генри, облокотилась на стойку, за которой сидела девушка.
— Милочка, это как-то связанно с шумом, который нас разбудил?
Адиба вскинула на женщину красные от слёз, близорукие глаза и кивнула, подавив судорожный всхлип.
— Меня ещё никто… никогда… не обвинял в воровстве… — и вдруг деловито спросила:
— Что значит: «ми-лач-ка»?
В кафе сэр Генри учтиво отодвинул стул от столика и Нина Ефимовна, расправив подол платья цвета утренней зари, присела. Лерка не стала дожидаться, когда мужчина проявит галантность по отношению к ней и уселась самостоятельно.
— Что будете заказывать, miss?
— Крепкий утренний чай, — лучезарно улыбнулась Нина Ефимовна.
— Чай? — удивилась Лерка. — Но ты же ненавидишь чай!
— Что ты, детка, — ответствовала женщина и крепко придавила Леркину ногу своей ногой, обутой в изящную босоножку. — Я обожаю, чай, сэр. А Лера по утрам обычно пьёт какао, но здесь она пристрастилась к mocaccino.
— Не рановато ли девочке пить кофе? Не навредит ли он ей? — озаботился сэр Генри, добродушно пригладив Леркины непокорные волосы.
Нина Ефимовна беспечно махнула рукой:
