— Я вам еще из мешка отсыплю.
— А зачем? У нас и своей хватит. — И мы снова тронулись в путь, изредка оглядываясь.
Пашка высыпал рыбу из мешка у дороги, а с сомом пытался догнать нас. Мы остановились, сели у дороги и закурили. Пашка сел рядом, курить не стал:
— Я, наверное, побегу домой за тачкой, вы меня не ждите. Я сома спрячу тут, вы только не глядите, ладно?
Мы молча пожали плечами, нам-то зачем, ты и с тачкой не довезешь, саму пустую тачку надо везти километра четыре, а то и все пять. Покурив, мы продолжили путь. Пашка нас не догнал, пошел видимо другой дорогой. Я его не встречал дня два, потом спросил у его матери, почему Пашка не выходит на улицу. Мать сказала, что Павел мучается животом, где-то объелся сырой рыбой. Да-а-а, жадным не становятся, жадным рождаются!
Один летний день мне запомнился траурной музыкой, льющейся из уличных репродукторов. Умер Калинин. Мы еще тогда, при его жизни пели дворовые частушки:
Дедушка Калинин,
В рот меня е…ь,
Отпусти на волю
Не буду воровать!
Так вот, я слез в тупике на станции Камышин. В брюхе пусто, хочется жрать до тошноты, в глазах туман. Огромная вывеска синего цвета серебряными буквами: «РЕСТОРАН головного управления ОРС НОД ст. Камышин». Запах еды. Рядом стоит такой же оборвыш, как и я.
— Тебя как звать?
— Пузя, а тебя?
— Серый.
— Ну, топаем на балочку?
— Ага…
Пошли. Шумит, гудит базар Камышина, навалом всего и еды и барахла. Калеки играют в рулетку, в петлю, в наперстки. Слепые гадают зрячим на толстенных книгах, заливаются гармошки.
— Пузя, ты кто?
— Щипач, а ты?
— Сявка.
(Щипач — вор карманник. Сявка — вор без специальности.)
— Ну лады, пошел на отмазку. Серый, видишь вон того морячка? У него жопник тугой, я пыряюсь, а ты отмазывай.
Но Пузя влип. Каперанг в золотых погонах, обвешанный орденами, взял Пузю за руку у запястья, подтащил второй рукой и легким, непринужденным ударом о свое колено переломил руку Пузе, а потом отшвырнул его от себя. Совесть у воина чиста, он наказал вора. Да мы были ворами, но такими нас сделала война. А вас, защитники, бессердечными и жестокими тоже сделала война или вы такими были от рождения? В том, что мы были такими — была ваша вина, товарищи победители. Это вы драпали от Бреста до Сталинграда, бросая на произвол судьбы детей, женщин, стариков. Вы отступая, сжигали дома, продовольствие не оставляя врагу ничего кроме выжженной земли, но на этой земле оставались мы, будущие беспризорники и воры, кому досталось выжить. Я сделал Пузе из двух дощечек шину на руку, обвязал тряпкой и отвел его в медпункт при вокзале. Дежурной сестре сказали, что прыгали на ходу с поезда. Сестра дала нам по куску хлеба и велела ждать. Пузю должны были забрать в больницу, а меня в милицию, но я тихонько ускребся. Больше я Пузю не видел.
