В школе холодрыга. Приказано принести всем ученикам по полену для топки печей. Я думаю, как увернуться от этого, дома и так топить нечем, холодно спать. Но вот и идея! Беру полено. У дяди Феди прошу коловорот со сверлом. Сверлю торец полена и в дырку закладываю взрыватель от гранаты, забиваю чепом и затираю пылью. Довольный своим изобретением тащу свое изделие. На крыльце носом к носу сталкиваюсь закадычным другом Ванькой Горохом. У него веселая хитрая мордашка, а в руках полено с грязным торцом. Все ясно, не я один умный, показываю ему свое полено, он кивает головой — понял. Зайдя в коридор, и не видя никого, кладет свое полено в кучку дров соседнего класса, и тут на него налетает дежурная и обвиняет в попытке украсть у нее дрова. Ванька с унылым видом, но подмигивая мне, кладет свое полено туда, куда и хотел. Дежурная пытается отобрать у меня мое, но я твердо стою и гордо кладу свое полено в нашу кучку. Появляется наша дежурная и укладывает дрова в топку, краем глаза смотрю на соседскую дежурную, она тоже закладывает дрова в печь. Уследить, ушли ли наши мины в огонь, нам не удалось. Тревожно бьется сердце, урок на удивление проходит спокойно, мы с Ванькой не шкодим, и это удивляет учительницу. Звенит звонок, братва бежит в уборную, курит. И пока мы на улице курим наши мины срабатывают! У нашей печи вырвало топку, зольная пыль и уголья на полу, полы горят. Техничка и учителки заливают пол водой, в дыму визжат девчонки. Мы с Ванькой делаем круглые глаза, а самих разбирает смех. Успокоились, уселись за парты, пишем диктант, не прошло и пол-урока, как рвануло вторую печь. Нас распускают по домам. Слава нам думаем, что недельку не будет уроков и не надо таскать в школу дрова! Но увы, печки восстанавливают в этот же день и уже завтра учеба продолжена. Вроде бы никто не знает, что произошло, хотя подозревают нас с Гороховым, т. к. ни кто больше не способен на такую пакость.
Недалеко от нас по соседству, в задах с Шуркиным забором, жил глухонемой. Мужик вредный. Детей не любил. Нам, мальчишне, особо доставалось. Если вблизи его присутствия зазевался, и он схватит тебя… Любимое его действо было крутить уши. Поймает, ухватит за ухо и крутит его, т. е. ухо. Орешь, а он смотрит в твое искаженное болью лицо и улыбается, потом плюнет в открытый рот и только тогда отпустит. Мы ненавидели его и боялись, но что могли сделать мы, слабосильные? Мужики на фронте, а бабам не до нас, не до бед наших ребячьих. Провели мы с Шуркой такую же штуку и с немым, как и в школе. Немой заготавливал дрова сам, у него двуручная пила, растянутая как лучковая, и пилил он один. Распилив бревно на кругляши, он колол их и складывал в штабелек-дровницу. Поздно ночью мы с Шуркой утащили у немого пару полешек. Выбрали самые сучковатые. Это чтобы он не стал перекалывать и положил целиком в печку. Чтобы надежнее было положили в полешки по два запала от гранат РПГ, забили чепы, затерли грязью и положили обратно в поленницу. Положили и забыли, где-то в феврале или в марте печь у глухого рванул поутру, жертв не было, но дел наша мина наделала много. Второго взрыва не было (может, был один сдвоенный?), наверное, немой догадался и проверил поленья? Не знаю, но взрыв был сильный, печь разворотило основательно и немому пришлось, наверное, проверять все дрова. А трогать он нас перестал и даже пытался угощать нас семечками. Большие, помня его жестокость, остерегались, а малышня пользовалась его, вдруг проснувшейся добротой. Он все пытался приручить нас с Шуркой, но мы боялись и никогда к нему не приближались, немой, по-видимому, догадывался, от кого ему надо ждать шкоды, но мы больше ничего ему не делали. Наши пути с Шуркой разошлись по окончании войны и больше никогда не пересекались. Почти никого из сверстников тех лет я не встречал во взрослой жизни. Кого убило, кто спился и умер раньше срока, хотя сведения о жизни друг друга имели, через матерей, знакомых родственников. Закладывали мы тогда запалы от РПГ-40 ударно-мгновенного действия, как сами не подорвались? Судьба!
