Пришлось потрудиться над бабищей, из всех ранений в живот ее рана была почти самой серьезной из всех, что мне доводилось видеть, в процессе даже пришлось подключить Глеба в качестве ассистента.
После этой истории негатив ко мне со стороны буйных теток снизу несколько уменьшился. Она пролежала в стационаре четыре дня, пока я не сняла швы. За это время она поняла, что я им не враг, и даже занята полезным делом. В течение этих четырех дней приходили с жалобами на «вылетевший» позвоночный диск, и я его «вправляла», попутно рассказывая о том, что же на самом деле происходит с позвоночником, и что никакими массажами его на место не поставить, а надо лечить. Приходили с жалобой «текущий» глаз, и я диагностировала хроническое воспаление среднего уха. Оказалось, что с ним в эту тюрьму заключенный и поступил девять лет назад, но на это никто не обратил внимания, так как он периодически затыкал его ваткой пропитанной оливковым маслом, что снимало признаки воспаления, но не лечило саму болезнь. Приходила тетка из администрации с проблемами по гинекологии, и выяснилось, что ей раньше лечили несуществующую болезнь, а на ту, что надо бы лечить не обращали внимания. Бабища снизу увидела, что отношение у меня ко всем больным одинаковое, и что всем им я стремлюсь помочь независимо от того заключенный это или персонал тюрьмы.
Жизнь шла по накатанной и без особых потрясений. Я окончательно впала в свой моральный ступор и казалась окружающим безэмоциональным роботом. Ира предпринимала некоторые попытки растормошить меня, но я сказала ей, что так мне лучше. Так прошел год.
Настало время ежегодной флюорографии. Диму все так же тянуло заголиться передо мной.
— Дима, уже не оригинально и не смешно, — сказала я, когда он с довольным видом предстал передо мной совершенно голый в фургоне с флюорографом.
— Правда? Я что, снова на те же грабли? Я ведь помню, что в прошлый раз полностью раздевался, вот и решил, что сейчас тоже надо, — он замолчал и улыбнулся, — а что же ты тогда отворачиваешься, раз мой прекрасный жезл тебе уже приелся?
Я повернула к нему голову и уставилась на прекрасный жезл, может быть тогда он отстанет. Но не тут-то было.
— Что скажешь, может он на пару сантиметров подрос?
— Нет, Дима, член растет до двадцати лет, а потом все, довольствуйся тем, что выросло.
— Как думаешь, сколько в нем сантиметров? — не унимался Дима, а мой охранник Антон ржал вовсю.
— Так не определишь, надо измерять в возбужденном состоянии, — с улыбкой сказала я, решив поддержать эту совершенно неуместную беседу.
