— Эй, жучок, ты чего? Не обижайся на старого медведя, — сказал он, гладя меня по плечу, — я могу перегнуть с шутками.
Я чувствовала, что сейчас заплачу. Мне так хотелось встать со стула и прижаться щекой к Диминой груди, и я вцепилась в сиденье своего кресла, чтобы не поддаться порыву, и не сделать этого. Несколько раз такие вот мелочи вырывали меня из морального ступора, и тогда мне становилось невыносимо больно, и я начинала рыдать. Ира один раз была свидетелем такого момента, она прижимала меня к себе и гладила по голове, она ничего не говорила и не расспрашивала ни о чем, просто прижимала меня к себе, и держала, пока во мне не осталось слез.
— Ничего, все нормально, — ответила я.
— Я не хотел тебя обидеть.
— Я знаю. Ты не обидел. Просто ты напомнил моего отца, он тоже был очень волосатым.
— Что с ним случилось? — очень ласково спросил Дима.
— Его убили, когда меня брали. Всю мою семью убили из-за меня. Ладно, все нормально, надевай штаны и иди в кабину.
Дима вышел в раздевалку и надел штаны, а вернувшись, протянул мне розу, скрученную из салфетки.
Когда Глеб вернулся, я продолжила доделывать электронную картотеку, мне оставалось немного. И тут я наткнулась на карту моей Иры. У меня были отдельные папки для каждого человека, в папках разные файлы по разным отраслям медицины: кардиология, неврология, гастроэнтерология и прочее. Добравшись до Ириной гинекологии я была в шоке, оказалось, что двенадцать лет назад в тюрьме Ира родила ребенка. Я сидела остолбенев над ее картой, несколько раз перечитывая одно и то же, и никак не могла поверить своим глазам. Куда они дели этого ребенка? Я встала и пошла к Глебу.
— Я дошла до карты моей соседки Иры Рогожиной, она родила здесь ребенка?
— Да.
Я стояла в ожидании продолжения рассказа, но Глеб молча смотрел на меня.
— И?
— Ты же сама говорила, чтобы я не рассказывал тебе страшных историй.
— Рассказывай. Это все-таки моя Ира, я хочу знать.
— Когда она сюда поступила, ей было двадцать восемь лет. Она была молода и очень красива, она и сейчас красива, но тогда была просто глаз не оторвать. Борский влюбился в нее и сделал своей любовницей. Через год она забеременела. Я предложил ей сделать аборт, так как ребенка у нее все равно заберут и отправят в детдом. По нашему уставу вообще никому из администрации не разрешается иметь детей от заключенных, и если вдруг беременность наступает, то делают аборт, если женщина не согласна, то его делают принудительно, даже если мать из персонала, а не заключенная. Ребенка разрешено оставить только в случае, если оба родителя заключенные, после рождения его передают в детский дом. Только потому, что ребенок был от самого Борского, ей предоставили выбор. Она некоторое время думала, но в итоге решила, что все равно родит этого ребенка. Борский ее уговаривал сделать аборт, потому что не хотел отдавать собственного ребенка в детдом, но она уперлась. В итоге все выставили так, будто она переспала с заключенным, и ребенок этот был от него. Вот так-то. Вообще это печальная история, мы тут все горючими слезами обливались, не в том месте все это произошло, совсем не в том. У них родилась девочка, назвали Аллой, в Борского пошла, темноволосая и зеленоглазая. Я помню, как после рождения положил младенца ей на грудь, и как потом сожалел об этом, потому что нет в этом мире ничего чудовищнее, чем вырывать из рук у матери ее новорожденного ребенка. Именно после этой истории Борский принял решение всем женщинам вводить эти противозачаточные имплантаты, они японские, и очень надежные.
