Битвы зверей | страница 82
У мальчишки, как он только появился на границе, с лица не сходит уныние. Будь то утро, полдень или вечер, всегда скукоженная рожа. Так и хочется спросить: «Кто тебя обидел, мальчик?» Некоторые возможно скажут: «Кому какое дело, что у человека на душе. Хочется ему хмуриться, ну и пусть себе хмурится». Но не Сартак. Он-то знает, что в кругу товарищей надо блюсти себя. Там, в столицах, может быть, и заведено портить людям настроение мрачным видом, а здесь в пограничье иначе. Если кому не по себе — бремя на сердце или, скажем, кошки когтями скребут печенку, или того хуже, — здесь положено не подавать виду. Как бы ни было муторно, терпи, не выдавай себя. Улыбайся, когда слезы просятся наружу, смейся, шути, когда хочется стонать. Потому как дурное состояние духа похуже всякой заразы, только захандрил один, как тут же всем другим уже не по себе. А так не годится. Одним словом, неумение или нежелание скрывать свои чувства есть порок и недопустимая блажь.
И еще, въедлив больно оказался мальчишка, и занудлив. Такой зануда, какого поискать. Носится все от заставы к заставе, высматривает все что-то, выспрашивает у людей, ищет неведомую опасность.
Конечно, с начальством всегда приходится непросто. Так уж заведено, чтобы начальники портили жизнь своим подчиненным. Вот, к примеру, был тут прежде один, тоже из столицы. Жирный, как боров, любил пожрать и считал, что пограничники должны кормить его бесплатно. Нагрянет на заставу и давай пировать. Режь ему барашков, наливай вино и трави байки посмешнее. И еще этот дармоед всюду водил за собой верблюда, а тот таскал на себе шатер. Вот морока была с этой долбанной палаткой. Огромная такая, о восьми канатов. Он, значит, жрет и пьет, а ты ставь ему палатку. Как будто делать больше нечего. Тогда Сартаку и его товарищам казалось, что худшего начальника не может быть, и молились только о том, чтобы Ормузд скорее забрал его. И получили то, о чем просили. Старый начальник вернулся к себе в столицу, а вместо него приехал новый. И тогда-то Сартак с товарищами поняли, чего они лишились и на что напросились по собственной глупости.
Пусть старый начальник пил и жрал на дармовщину. Пусть таскал за собой чертова верблюда с чертовой палаткой. Пусть гоготал, как плешивый мерин, слушая россказни и сказки. Все это было, в общем-то, необременительно. Подумаешь, зарезали нескольких барашков, потратились немного на вино, почесали языками почем зря, чуть-чуть помучились с палаткой. В конце концов не сдохли же от этого. И главное все эти хлопоты и неприятности случались временами. Дармоед-то большей частью ошивался в Нишапуре, жил во дворце, что полагается командующему округом. А на заставах появлялся лишь изредка, со скуки! Набьет утробу зажаренным на углях мясом, напьется, чтоб из ушей текло, наслушается дурацких баек, и назад. Одним словом, сносный был человек, и как начальник вполне удобный, никому особенно не мешал, если разобраться.
