— В принципе, все знатоки управления составляют для меня очень похожие образы. Что анонимусы нынешней власти — в нашей стране это такой многоголовый коллективный Путин с несколькими говорящими головами, которые научилась правдиво обещать и трогать за патриотические струнки. Что безвластные большевики-учёные, познавшие механизмы власти, — похожий симбиоз с говорящими головами, трогающими нас за душевные струнки.
— По Салтыкову-Щедрину, впрочем, если власти заговорили про патриотизм, значит воровать больше нечего. Поэтому из этих двух многоголовых гидр большевистская мне ближе. Не за деньги люди стараются. Может, и надо мне попробовать переписать их рассказ. Сообразить бы только, будет ли от этого дела польза. А так, глядишь, на том свете зачтётся.
Спорщики пообщались ещё некоторое время, философствуя про безыдейность и пустословие, которые принёс в жизнь золотой телец, и пытаясь сообразить, почему так дружно ведётся на деньги так называемая творческая интеллигенция, и много ли исключений из общего правила.
Вадим Дивин договорился до сиплого голоса, сам удивляясь тому желанию, с каким отводил душу. Похоже, соскучился по живым людям, устал быть один.
Проводив гостей, он долго собирал разбежавшиеся мысли, задумчиво бродил по кухне, шаркая ногами, останавливался у окна, смотрел в ночь, словно пытался увидеть во тьме с редкими огнями ответ на вопрос, к которому сводился сегодняшний разговор: «Зачем?»
Большое «зачем?» распадалось на много маленьких. Вадим не собирался отвечать на всё и за всех, но один из вопросов его зацепил.
Зачем писатели пишут?
Кому хотят угодить: себе, другим или «богу одному»?
Дивина этот вопрос касался напрямую, и он уже не раз пытался на него отвечать. Иногда ему казалось, что он знает ответ. Потом это знание от него ускользало, и надо было отвечать снова.
Похоже, пришла пора делать очередную попытку.
На этот раз он был лучше подкован, потому что много читал последнее время и, в том числе, своих удачливых современников. Он ещё удивлялся себе, чего у них ищет? Неужели хочет раскрыть секрет успеха и воспользоваться им, несмотря на все свои убеждения? Только теперь в голове удовлетворённо щёлкнуло и до него дошло, как можно использовать читанное. Дивин подумал даже, что из размышлений на эту тему и книжка получится. Но книжка — это потом, после анализа и новых мыслей, которые непременно придут в голову. Главное, чтобы он, наконец, проснулся, вернулся к творческому началу, а там уж непременно у него что-нибудь, да получится.
