Вечерние посиделки у телевизора приучили Канцева быть в курсе новостей. Он купил себе приёмничек, помещавшийся в нагрудный карман, и вооружился вставными наушниками. Выйдя из дома, Канцев вставлял в левое ухо белую пуговку с мембраной и слушал самые последние сообщения о военных провокациях на Донбассе, ожиданиях краха украинской государственности, угрозах прятавшегося под ислам сатанинского государства, арабских беженцах и разваливающейся Сирии, антироссийских и российских санкциях, гадящих исподтишка поляках, прибалтов и прочий Запад, надеждах на Китай и прочий Восток, падающей нефти и ожиданиях её подорожания, курсах валют с отпущенным в свободное плавание и тонущим рублём, приближении войск к нашим границам и новом русском оружие — и ещё кучу аналитики с плохими и хорошими прогнозами на будущее, которые все ему были интересны.
Транслятор в ухе не мешал Канцеву работать. Вынимал он его только тогда, когда не слышал обращающихся к нему людей или выходил на волю из комнаты со стендом, где прилаживал к устройству вращения более прочные барабан и трубы-«водилы».
Дальше полянки со скамеечками напротив входа в бывшую казарму, что за берёзово-тополиной аллеей, Фёдор Викторович не уходил.
Обычно к нему за компанию подтягивались деды — куряка Львович и скособоченный Петрович, копошащиеся рядышком, на позиции, в кунгах и контейнерах с аппаратурой. Щуря морщинистое лицо с щёткой седых усов, Львович любил попытать Канцева на предмет соотношения в новостях правды, лжи и умолчаний — с прицелом на то, кто больше врёт: наши или не наши? Носатому и худому Петровичу новости были мало интересны. Он который год в одно лицо отделывал свой двухэтажный коттедж, мирясь с нескончаемостью процесса и одновременно надеясь успеть пожить в большом доме спокойно. Лучше всех его перепутье с больной поясницей, желанием придумать облегчения сверлильно-колотильным работам и стоявшей над душой супругой понимал Фёдор Викторович. Вдобавок рукастый Канцев мог подсказать что-то дельное, и пару раз уже подсказывал, по какой причине был ценным собеседником.
Иногда на скамеечку подсаживались приезжавшие проводить измерения методичный Олег или молодой Георгий.
Обходительный Олег нашёл к Канцеву подход, умел влезть к нему в душу, иногда смеша щепетильным отношением к собственному здоровью, а иногда больно задевая словом.
Послушав Фёдоровы предположения о сорванной родинке, Олег тут же нашёл хорошего хирурга и удалил напухшие свои. А ещё, глядя на Канцева, стал приносить из дома баночки с кашей и супом, бутерброды в пергаментной бумаге и фрукты. Перекусывал Олег строго по времени, как немец, каждые два часа.
