Херувим четырёхликий | страница 48
Император надолго задумался, стоя у зашторенного окна.
Желая развеять гнетущее молчание, Александр Сергеевич пересказал Николаю штрихи из только что перечитанной истории династии Египетских Птолемеев, на которые учителя наследника могли не обратить его внимания.
Оживившийся Николай, заметив явные параллели правления Птолемеев с правлением Романовых, спросил, не отводит ли Александр Романовым те же триста лет?
После чего подсказал, что церковь про Пушкина не забудет, и запретил ему давать любые показания Синоду, предложив свою защиту в обмен на личное цензорство. А в качестве отступного предложил написать стихотворение с библейских позиций.
«Сегодня я разговаривал с умнейшим мужем России», — тем же вечером сказал Николай на балу, о чём есть точные свидетельства его приближённых.
Когда три года спустя Александра Пушкина призвали в Синод, поэт выполнил наказ молчать, милостиво попросив послать за письмом к императору.
«Я знаю автора Гавриилиады. Оставьте Пушкина в покое», — приказал Николай. Это письмо тоже известно.
После беседы с царём, выполняя его пожелание, Пушкин написал «Пророка». Если бы остался автограф стихов с датой, которой поэт всегда подписывал свои произведения, он бы стал третьим доказательством правильности реконструкции. К сожалению, автограф «Пророка» пропал. Со слов Зазнобина потому, что архив Пушкина после его смерти разбирал масон Жуковский…
Посмотрев лекции о Пушкине, Фёдор Викторович Канцев невольно позавидовал Владимиру Михайловичу и всем провидцам в его лице и погрустил о том, что сам не открыл людям ничего толкового. Неужели мастер-модели, от которых загорались алчные глаза богатых Буратин, и те поделки, за которые его хвалят сейчас на работе, — это всё, на что он был способен?
Несколько дней Канцев был под впечатлением существования умных людей, чему уже радовался раньше, в чём было усомнился и чему снова поверил.
А потом взялся читать аналитическую записку с рассказом «Беседа в кафе «У Бирона» и расстроился. Текст показался ему неудачным, затянутым и повторяющимся, как заезженная пластинка. Так взволновавшее живое слово глаза в глаза — умерло. Словно у автора замылился глаз. Это было странно, неправильно и несправедливо.
В практике моделирования у Фёдора было два случая помощи товарищу, замылившему глаз. Со стороны ему было виднее, что требовалось поправить в чужих моделях, чтобы их продать.
Тут был похожий случай. Рассказ надо было переписывать.