Всё б ничего, кроме щёк, Маше казалось — они пухловаты, ей бы хотелось, чтоб были чуть впалы. Она почти и не видела грудь, и это было её постоянной досадой — была крупней, чем она бы хотела. Тысячелетия в прошлом это считали бы за идеал, ну а её почти злило — внутри себя она была другой, но приходилось мириться. Всё остальное, всё было нормально — лицо вполне себе правильной формы, также глаза, нос и губы; светлые волосы (хоть из-за щёк приходилось носить всегда косу), стройные ноги (для многих на зависть), бёдра и талия, рост выше среднего — не придерёшься. Она умела одеться. И с головой хорошо — красный диплом у одной был на курсе. Она сумела по жизни ни где не забраться в дерьмо — и на душе тоже было спокойно. Она взглянула на туфли, на рваные джинсы, чуть-чуть поправила блузку и перешла дальше — к самокопаньям. Холодноватая — да, ну а как по-другому — если ты будешь теплей, тогда тебе влезут в душу, и ты залезешь в чужое — а это, бр-р-р, неприятно. Глупости пахнут противно. Высокомерной она не была, доброжелательной — «через платочек». Ну такой мир, в его массе.
Но исключения всё-таки есть — на ум опять пришёл Саша, и Маша даже вздохнула (хоть вышло по-бабски). Они работали вместе: он — замдиректора, она — начальник отдела. Она запомнила первую встречу около этой стеклянной гигантской их башни. В то утро, хоть небольшой, был туман, и она шла от парковки. Издалека различила фигуру мужчины на абсолютно пустой площади рядом со входом. Всё было так нереально — все три огромных предмета: асфальт и полупрозрачная башня, и бледная сырость вокруг — всё это объединялось. И только он был конкретен — стройный, в отличном костюме, высокий. Он ждал её, чтоб провести за собой внутрь стекла, и чтоб принять на работу. И, как всегда, она не обманулась — и среди всех там внутри, в этом искусно очищенном и освежённом там воздухе, среди всех пальм и рядов всех столов, также стеклянных кубов кабинетов, никеля, белых рубашек и круглых голов — там только он выделялся. Джентльмен, что не отнять, всегда спокойный, достойный. Он стал ухаживать — вежливо, тонко. Он был хорош в ресторанах (женщины его всегда замечали) — за белою скатертью с тонким вином — ничего лишнего, лишь безупречность. Уже пора было что-то решать, но (Маша снова вздохнула) она его не любила. Впрочем, она не любила и раньше, и начала понимать, что любить это, видимо, глупость, эта болезнь пройдёт мимо. Но замуж уже пора, из принцесс пора идти в королевы.
