— Ты его поймала взглядом? — спросил я.
Аля удивленно посмотрела на меня:
— Ух, ты! Волчище знаком с терминологией. Я даже не слышу этого пошлого слова «гипноз».
— У меня был хороший учитель, — с достоинством ответил я.
— И всему он тебя научил, все объяснил?
— Всему, что успел, — я немного напрягся. Сейчас начнется.
— А вот тему ответственности ты, видимо, прогулял?
— Ну что опять не так?
— Я чувствую твой настрой, — воспитательным тоном ответила Аля, внимательно глядя мне в глаза, — ты опять хочешь сделать ЭТО.
— Есть у меня такие мысли, — подтвердил я, — дело еще не закрыто.
— Все прошлые дела остались в прошлом. Предоставь жизни наказать убийцу, а она его накажет обязательно. Вмешиваясь, ты автоматически меняешь законное движение жизни. Убил человек человека — будет наказан. Это закон. А тут — ты, со своей местью. Все портишь, и оказываешься втянутым в такой вихрь событий, что и сам не рад. Хочешь показать, что лучше знаешь, что и как устроено. А будешь использовать свой дар во вред кому-либо — и тебе достанется, и ближним. Как в тот раз.
— Полицейские тоже преступников разыскивают, — заметил я, — ставят земные законы выше жизненных. Все портят.
— Считай полицейских помощниками Бога на земле.
— Тот убийца был как раз полицейским.
— Значит, он из другого ведомства, — показала Аля рукой в сторону, — так сказать, — диаметрально противоположного. В любом случае, они используют мозги. А ты — свой особый дар свыше. А когда мы используем что-то во вред другому, не важно что: силу, ум красоту или особенные возможности — вот тут-то и вступают в силу жизненные законы.
Дальнобойщик обернулся к нам:
— Маме надо позвонить, — напомнил он.
— Позвони, обязательно, — кивнул я и вернулся к Але, — и я не собираюсь вмешиваться во всякие законы, это будет только рекогносцировка.
— Очень красивое слово. Таинственное. Но не поняла, что это будет?
— Разведка, осмотр местности. Ничего более, — пояснил я, — а в тот раз ничего не было и не могло быть. Я Пахе никогда не причиню вреда.
— А если бы там был другой человек?
Вот опять она ставит меня в неловкое положение, когда нечего сказать. И я молчал.
— Ты же преодолел долгий путь, — рассудительно продолжила Аля, — устал, проголодался. Твое сознание человеческое только на половину, в остальном ты — зверь. Я все правильно понимаю? Мог вцепиться кому-нибудь в…
— Да знаю я, — махнул я рукой.
— Знает он, — усмехнулась Аля и откинулась на спинку стула, — пойми, наша сила — это птица в клетке, и надо лишь иногда приоткрывать дверцу, чтобы покормить ее. Если ее выпустить на волю, она начнет бесконтрольно летать и все крушить на своем пути, причинять себе и остальным только боль. Наши птицы на юг не летят.
