Лишь на улице, отдышавшись и смахнув платком со лба капли выступившего пота, Крафт смог говорить:
— Слава Богу, не Ксения… Надежда остается… Вам часто приходится спускаться сюда?
— Когда как, — я пожала плечами. — Иногда по полгода не заглядываешь, а порой пару раз на неделе приходится.
— Сочувствую. Куда сейчас, в нейрохирургическую клинику?
Областная нейрохирургическая больница располагалась на длинной улице, тянущейся вдоль Волги. Четырехэтажное здание, построенное в годы первых сталинских пятилеток, имело лишь один, тщательно охраняемый вход. Сотрудник охранного агентства заставил нас снять верхнюю одежду в гардеробе, только потом пропустил в административное крыло, располагавшееся на первом этаже. Здесь нам не повезло с самого начала. Главного врача по случаю субботы на месте не оказалось. Дежурный администратор, заместитель главного по лечебной части, долго и придирчиво изучал наши паспорта. Благообразный внешний вид Крафта не позволял врачу отказать с ходу или врать относительно запрета посещения реанимации — для опознания безымянных больных родственников пускали и в такие палаты. Но существует удивительный тип руководителей, да что там руководителей, даже мелких клерков, сидящих, к примеру, на посту в тех же больницах и не пропускающих посетителей четко по букве инструкции, — то время приема не подошло, то тапочек не оказалось, а больничные правила их требуют от посетителей, в то время как многие медики спокойно входят в палаты в уличной обуви. Словом, эта категория людей упивается властью, возможностью унизить кого-то из зависимых от них людей.
Вот и сейчас я почувствовала, что терпение моего клиента иссякло.
— Что-нибудь не в порядке, коллега? — яростно играя желваками скул, произнес Крафт.
— Часы приема у нас утром с 7 до 9, а вечером с 17 до 19. А сейчас только… — он взглянул на часы, — около полудня. Да, а в каком смысле коллега? — заместитель по лечебной части поднял невинные голубые глаза на Крафта.
— Мой дядя — академик РАН, — пояснила я за ошарашенного ученого.
Последний аргумент возымел должное действие. На нас напялили белые медицинские халаты и в сопровождении самого зама мы поднялись на четвертый этаж, где располагались операционные и палаты интенсивной терапии.
В одной из таких палат на кровати лежала женщина с перебинтованной головой. Паутина проводов тянулась от ее тела к многочисленным приборам, стоящим рядом с постелью. Кривая сердцебиения выводилась на экране осциллографа. Через трубку, закрепленную на губах, подавался кислород. Глаза пациентки были закрыты.
