Король подул на вино и сделал глоток.
— Вы предали их, государь. Предали рыцарей, верных вам.
— Следи за языком, Йоэн. Как бы я ни любил теб??я, не заходи слишком далеко.
— Вы сами научили меня говорить, что я думаю.
— Ты такой от природы.
— Нет. Когда я начинал вам служить, вы сказали: я хочу, чтобы ты говорил все, что думаешь, — Йоэн нахмурился все больше. — Ты будешь хранителем моих покоев, ты будешь видеть и слышать самое сокровенное. Так используй это и всегда будь рядом, чтоб я мог услышать честное мнение, без лести и лизоблюдства.
— Я припоминаю, — сказал Эсмунд. — Выходит, это я сделал тебя таким?
— Нет. Я сам стал. Вы только сказали, что хотите этого от меня.
— Тогда я могу лишь гордиться тобой.
— Вы гордились и Аллерсом до недавнего времени, — хранитель поклонился. — Я могу идти? Живот крутит, надо бы в уборную.
— А такие вещи лучше оставляй при себе.
— Вы про Аллерса или про живот?
Эсмунд сделал обжигающий глоток. На глазах выступили слезы, но было непонятно — то ли от вина, то ли от слов.
— Про живот, Йоэн. Конечно, про живот.
Когда хранитель вышел, король вздохнул и медленно сжал ноющую от артрита руку в кулак. Он понимал, почему страдает. В этих рыцарях, которые презрели приказ ради чести, он видел продолжение себя. Если бы он был молод и не был королем, то стал бы одним из них и сейчас, по насмешке судьбы, сидел бы в темнице. Эсмунд покачал головой.
— Аллерсом я горжусь до сих пор. Я горжусь ими всеми. Ты прав, Небытие побери! Я их предал.
Он сильнее сжал кулак, чтобы боль в воспаленных суставах прогнала боль из его души.
Скрипучая дверь распахнулась только на следующий день. А может, и через день — в темнице трудно было понять, сколько времени прошло.
Коррин заморгал, защурился от света факела. Тюремщик вошел в камеру. В животе заурчало — за прошедшее время голод проснулся и теперь терзал желудок, будто волк.
— Ромашка?
— Говняшка, — ответил ему грубый голос. — На, жри.
В грудь ударился камень, который оказался затвердевшей краюхой черного хлеба. Глаза привыкли к свету, и Коррин увидел, что факел держит одноглазый горбун с заячьей губой. Да уж, это не Ромашка.
— Можно воды?
— Можно пасть закрыть, пока зубы не выбил, — горбун прочистил горло и харкнул на стену. Зеленый плевок медленно потек вниз. — В ведро срал?
— Нет.
Тюремщик, подволакивая ногу, подошел к ведру и заглянул в него. Хмыкнув, отправился к выходу. Коррин увидел, что в руке он держит окованную дубинку.
— А воды?
