– Попробуйте! – взвился поэт, сжимая кулаки.
Бабарыкин негромко кашлянул и вклинился между спорщиками.
– В моем доме кровопролития запрещены. Никаких драк, дуэлей и прочей мальчишеской ерунды. Взрослеть пора! – он взял юнкера под локоть. – А если силушку некуда девать, так пойдемте со мной. Поможете самовар принести. Это куда полезнее.
Егор улыбнулся и кивнул, послушно зашагал к дому вместе с хозяином. Маслов развернулся на каблуках и направился в противоположную сторону, к крутому берегу.
– Поспешите за ним, Иннокентий! И уговорите вернуться, – взволнованно прошептала Татьяна. – Он в таком возбуждении, что запросто может наделать глупостей.
Миров-Польский сорвался с места, словно только и ждал подсказки. Минуты три все молчали, избегая встречаться взглядами. Как только вернулся Постников и поставил самовар на стол, барышни набросились на него.
– Стыдно! – хлестко выкрикнула Эльза.
– Да-да, – поддержала Татьяна. – Немедленно прекратите издеваться над господином Масловым.
– А что я такого сказал?! – оправдывался Постников. – Он же первый окрысился…
– Поэты очень ранимые люди. То, что вам кажется пустяком, их может свести с ума.
Раиса говорила тихо, стеснительно, но этот здоровяк послушно закивал, встал перед ней на колени и проникновенно сказал:
– Поцелуйте меня, и даю слово, я больше никогда не обижу вашего разнесчастного Пьеро.
Девушка зашилась краской до корней светло-русых волос.
– Неловко… При всех, – пролепетала она.
– Вы моя невеста, в августе свадьбу сыграем. Чего же нам стесняться нежных чувств?
Она медленно, будто во сне, обняла Егора за плечи, зажмурилась и потянулась губами к его щеке, но юнкер ловко повернулся и поцелуй пришелся прямо в несерьезные усики. Девушка распахнула глаза и густо покраснела:
– Как вы смеете!
– Я тоже жених! Я тоже алчу лобзаний! – громко, напоказ воскликнул Акадский и потянулся к хозяйке дома, но в ответ получил шутливую оплеуху.
– Угомонись, Алеша! Не то прогоню со двора.
В этот момент вернулся Маслов. Сел к столу, подальше от всех и уставился на свое отражение в самоваре. Портупей-юнкер отвернулся и демонстративно зажал рот рукой. Его приятель осклабился, но, не желая ссориться с невестой, также промолчал. А Ренкерман не удержался. Пригладил грязным ногтем бакенбарды и заговорил елейным голосом:
– Значит, вы утверждаете, что Пушкин символистам в подметки не годится? Но всем известно, что гений мог за пять минут сочинить экспромт в альбом прекрасной даме. Причем, эти случайные, по сути, строчки и поныне остаются образчиком самой прекрасной, наитончайшей лирики… А вы так сможете?
