Но возникла неожиданная заминка. Раиса отказывалась отдать тетрадку. Свернула в трубку и спрятала за спиной, а на уговоры подруг и отеческий бас Бабарыкина лишь мотала головой.
– Что за комедия, в самом деле?! – Постников подошел к невесте и выдернул тетрадь из ее цепких пальцев
– Читайте!
– Вы уверены? – Мармеладов сновал глазами по строчкам.
– Читайте… Что бы этот идиот там не написал, – отрезал юнкер. – Иначе не честно.
Сыщик пожал плечами и процитировал:
– Убаюкал сердце третий Спас,
Смысл жизни открывая мне:
Верить вечно лжи любимых глаз,
И сжимать ладонь твою во сне.
Сейчас эти самые ладони закрывали лицо девушки, сгорающей от стыда. Щеки ее жениха цветом напоминали только что сваренный свекольник, только без сметаны. А тут еще Ренкерман подлил уксуса:
– Третий Спас как раз в августе… Когда, говорите, у вас свадебка назначена?
Поэт Маслов побледнел, но глаза на его лице вспыхнули, словно почти угасшие угольки, которые вдруг растревожил ветер.
– Каков же приговор? – спросил он сыщика, не глядя на остальных.
– Ваши стихи удивительно хороши и вы, безусловно, весьма талантливы, – Мармеладов не изменился в лице, но голос стал строже, из него пропали дружелюбные интонации. – Однако, уже поздно. Пора отойти ко сну. Прошу меня извинить, господа!
Он поклонился, не глядя на барышень, поскольку точно знал, что еще до рассвета одна из них погибнет жуткой смертью.
Флюгер на крыше гостевого домика напоминал остроносый профиль в черном цилиндре. Он не шевелился – ветры давно улеглись спать и не тревожили дачный поселок. Заезды в небе еще горели, но совсем скоро их слизнет розовый язык зари.
Час перед рассветом – самый темный час.
Юноша прокрался мимо беседки, влез на дерево и уцепился за край балкона. Перила скрипнули. Черт возьми! Никто не проснулся? Вроде бы нет. Тихо вокруг, будто на кладбище. Он подтянулся на руках. Размотал веревку, повязанную вместо пояса. Мягкими, кошачьими шагами подошел к приоткрытому окну. Взялся за раму, собираясь распахнуть его пошире, но тут флюгер заговорил:
– Не делайте того, о чем станете жалеть всю оставшуюся жизнь.
Созвездия заплясали перед глазами, закружились, словно пузырьки кипящего зелья в ведьмином котле, и слились в одно яркое пятно. Юноша вскрикнул от испуга и присел на корточки.
– К-кто здесь? – дрожащим шепотом спросил он.
– Такой же глупец, как и вы.
Мармеладов съехал по черепичной крыше и грациозно приземлился рядом с поэтом.
– Уж простите, Валерий, что вмешиваюсь в любовные коллизии. Обычно я ничего подобного себе не позволяю. Но вы сами вверили свою судьбу в мои руки, так что не обессудьте. Признаюсь честно, до последнего не верил, что вы отважитесь на убийство. Даже когда вы взбирались по этой яблоне, еще сомневался. Творческие люди часто грозятся, да редко доходит до кровопролития. Однако ваше присутствие на этом балконе красноречиво доказывает…
