Штормовой пеленг | страница 41



Измученный Щербань лежал на коротком диванчике. Стиснув зубы, он думал о том, что фортуна впервые отвернулась от него. В свои тридцать четыре года он уже шесть лет был капитаном. Он любил море и не собирался ему изменять. Но теперь все было кончено.

Решив остаться на «Кайре», он хотел поступить как поступали настоящие капитаны. Подав команду: «Занять места в шлюпках!» — он сам подписал себе приговор. Но теперь он попал в нелепое, ущемляющее его достоинство положение.

Щербань с неприязнью посмотрел в угол, где тихо сидела Тамара. Спутала ему все карты, идиотка. Навязала ответственность за нее!

— Зачем ты это сделала? — раздраженно спросил Щербань.

— Я не могла иначе, — извиняющимся голосом призналась она.

— Девчонка! Ты понимаешь, что ты натворила?

Тамара молчала.

— Начиталась романтических книг про синее море и белый пароход! Капитан и она, любящая и верная.

— Зачем вы так? — Голос ее задрожал от обиды. Она понимала, как трудно ему сейчас, и хотела помочь, облегчить его участь. Выпрыгнув из шлюпки, она решила разделить его участь.

— Прости, — устало сказал Щербань. — Но все это зря.

— Почему? — робко спросила Тамара.

— Потому что... за все надо платить, — с тоской произнес Щербань, думая о своем, и застонал от нестерпимой душевной боли. — А за сказку вдвойне.

Вся жизнь его была сказкой, красивой сказкой, в которой он был прекрасным современным царевичем и все делалось вокруг по щучьему велению. Горька расплата за бездумный шаг по жизни. Все эти годы он делал карьеру, поднимаясь вверх, радовался, а на самом деле, оказывается, скользил вниз. Этого не замечал ни он, ни другие. Где та грань, от которой начинается обратный отсчет жизни? Когда у человека начинается то, что неизбежно приведет его к краху? «Знал бы где упасть — соломки подостлал». Где то место и где та соломка?

Щербань сжал зубы, бессильный теперь что-либо изменить в своей судьбе.

Как все зыбко, эфемерно, ненадежно в жизни: все спешим, торопимся куда-то, суетимся, желаем быть на виду, жаждем наград, популярности, славы... И вдруг приходит минута, когда наступает прозрение — все было напрасным, мелочным, суетливым, недостойным человеческой сущности.

Щербань думал о себе.

Это был крах. Все полетело к черту! И карьера, и судьба, и жизнь. Когда он решил остаться на судне, он решил умереть. Не быть капитаном — не жить. Нет, он не боялся ответственности, он боялся позора. Да, он сжигал мосты. Но прыжок этой девчонки все изменил. И его поступок приобрел сентиментальную окраску, мелодраматический оттенок. Внутренне приготовившись к последней минуте и отрешившись от всего, он вдруг из-за этой идиотки попал в дурацкое положение...