Несмотря на то, что я работал в больнице уже около пяти лет и курировал палаты реанимации в нейрохирургии, я по-прежнему считался молодым врачом и претендовать на командировку в Гарм не мог. Зачем мне нужно было в Гарм? Коротко — затем, что в жизни бывает иногда почетный выбор. Затем, что шанс сделать почетный выбор выпадает редко. Затем, что иногда появляется шанс стать больше, чем ты есть. Одним словом, я предложил Хабибу поехать вместо него, и он согласился. Так я поднял свой маленький волонтерский флаг, и вечером мы пили кислое вино, отмечая мое невиданное геройство.
Как я представлял себе опасности предприятия? Никак. Теоретически я понимал, что коль скоро врач не находится на передовой, то вряд ли его и убьют. Но есть ли в Гарме передовая? Убитым я себя тоже плохо представлял. В утро отъезда меня больше всего волновал вопрос, во что одеться. Выбор был сделан в пользу теплой куртки, джинсов и кроссовок. Догадаться надеть теплое белье, увы, в голову мне не пришло.
Во врачебную бригаду вошли три человека. Руководитель Раис — самый старший и по возрасту хирург из больницы скорой помощи, — знакомый мне травматолог Шамсуддин и я — анестезиолог-реаниматолог.
Хирурга я прежде не видел, а травматолога знал — мы работали в одной больнице. Что я про него знал? Что он грубый человек? Это правда — он был грубый человек. Но особо нежных созданий среди нас вообще не было.
В отделении санитарной авиации родной больницы, где мы встретились с Шамсуддином рано утром в день отъезда, нам выдали бумаги с разрешением находиться на улице во время комендантского часа. И морфий. За эти пять ампул я расписался в нескольких местах и с этого момента стал нести за их сохранность полную ответственность. При утере — вплоть до уголовной. Ампулы я положил в карман. За Раисом заехали домой.
Машина скорой помощи привезла нас на аэродром часам к девяти, когда было уже совсем светло. Вероятно, это был военный аэродром — не знаю. Странной показалась огромная яма в центре бетонированного поля. Обыкновенная, с глинистыми откосами яма.
На поле было несколько самолетов, вертолеты маскировочной окраски и солдаты в хаки. Это было ополчение Народного фронта — сельские парни, которых одели, вооружили и дали китайской тушенки. Ополченцы тушенку жрали — в яме было полно пустых банок, — но лица у них были угрюмые.
Наверное, именно на этом коричнево-желтом аэродроме и началась физика превращения обычной жизни в войну. Полоса отчуждения. Солдаты хаотично двигались, вертолеты гремели лопастями, мы в своей праздничной бело-красной машине метались, разыскивая наше место. Старались встать в строй, приспособиться ко всему этому бетону и неразберихе.
