— Могу рискнуть, — сказал шофер нашего грузовика.
Не пошел я дальше, потому что на первом же шаге по щиколотку вымазался в грязи. Кроссовки оказались неподходящей обувью для такого перехода. Не то что кирзовые сапоги. Солдат, который подбивал меня перебраться и идти в ближайший город за помощью, прошел без проблем. Он стоял по ту сторону селевого потока, махал рукой и кричал, что я трус. Я сделал мой единственный шаг и сказал, что не пойду.
— Давай! Чего боишься!
Упал повторный поток. Грязь и камни с громким гулом сначала бухнули о дорогу, а потом полетели дальше вниз, там далеко под обрывом текла река.
Подъехал военный «газик». Шофер, два офицера и девица — тоже в военной форме. Девица смеялась, офицеры что-то говорили ей. А потом она съела крутое яйцо. Удивительно и завидно было видеть такую беззаботность.
До раннего утра мы так никуда и не тронулись. Боевики и солдаты жгли костры, курили. Старушка, которая сидела в нашем кузове, оказывается, везла в своем узле навот — это вид сахара. Его мы и поели ночью.
Бульдозер подошел и по одной перетащил машины через грязь.
Машины спустились в долину, где явно началась весна.
После возвращения Шамсуддин спер у меня книги Солженицына. А один коллега, оказывается, оплакивал меня — объявили, что в Гарме погиб врач, убитый снайпером в тот момент, когда курил ночью на улице. Курил из бригады один я, вот мой приятель и подумал. Было трогательно это услышать.
Через несколько месяцев я уже не работал в этой больнице. А потом просто уехал. Людей этих больше не видел. Не знаю, кто из них остался жив.
