— Да ты оглянись и посмотри, какая вокруг красота!
— Но если от этой благодати, от этой красоты тебе и крупица не перепадает, как тогда?
Мигриаули не сразу ответил.
— Красота человека в его благородстве. Участие в чужой судьбе возвышает душу, а кто боится потревожить себя ради другого, и человеком не вправе считаться.
— Возможно, вы правы, но сдается, вы еще не познали горя, не хлебнули лиха, и все у вас пока благополучно, но если везенье покинет вас, вспомните мои слова: никто не осенит тебя в беде крылами, не поставит упавшего на ноги.
— Не спеши с выводами, ты едва вступил в жизнь.
— Это так, конечно… Но я рано столкнулся с человеческой низостью. С детства омрачили мне жизнь. Не поверите, но я хотел бы когда-нибудь рассмеяться счастливым смехом! Честное слово! Легко, радостно, от души, чтобы спала с сердца гнетущая тяжесть. Сердце как камнем придавлено.
— Чем тебе так досадила жизнь, чем обидели люди, что ты без разбора ополчился на всех и вся?! Нельзя всех мерить одной мерой. Понимаю, бестактно лезть тебе в душу, но думаю, ты заблуждаешься… Ладно, встретимся, надеюсь, как-нибудь еще и поговорим.
— Сами люди дали мне право думать о них плохо.
— Повторяю, нельзя всех мерить одной мерой. Ты вот во всем винишь других, а сам — скажи, что ты сам сделал для своего благополучия? Молодой, полный сил, махнул рукой на жизнь, и все видится тебе в черном свете!
Лицо Джумбера отразило смятенье.
— Да, в жизни постоянно приходится преодолевать препятствия, сопротивление, но человек должен выстоять в борьбе. Правда, легко запутаться в сложных лабиринтах жизни, и именно поэтому человеку нужна добрая, бескорыстная помощь.
— Немногие рассуждают подобно вам. Если б большинство походило на вас!.. — Джумбер вздохнул.
— Верой и надеждой жив человек.
— Но если человека лишили и веры, и надежды?
— Тогда он уподобляется хищнику, у которого нет ни пристанища, ни пищи.
— Значит, я обречен на гибель?
— Отчаяние свойственно каждому смертному, но если человек поддается ему, не справляется с ним, оно омрачает душу и губит его, как филоксера лозу.
— А если отчаянию нет конца, если ты не в силах справиться с собой, пал духом и не находишь пути к спасению, как быть тогда?
— Коль скоро человек живет, двигать им должна благородная цель.
— А если он во всем неудачлив?
— Нельзя настраивать себя таким образом.
— Сколько вам лет? — неожиданно спросил Джумбер.
— Двадцать шесть.
— А я думал, мы ровесники. Да, я, наверно, смешон.
