Семья Наполеона | страница 105



15 декабря бонапартовский клан, включая и обоих Богарне, встретился в Тюильри на семейном совете. Разумеется, Мюраты сочли свое присутствие обязательным, так же, как и «мадам мать» и Полина, хотя король Жозеф был вынужден пропустить столь важное событие. Евгений с сестрой присутствовали, чтобы поддержать мать, хотя Гортензия рыдала на протяжении всего совета. С редкостным лицемерием, впрочем, и королева Неаполитанская для приличия тоже уронила несколько слезинок. Императрица поднялась, чтобы зачитать речь, продиктованную ей Наполеоном, в которой она соглашалась на развод.

«С разрешения моего августейшего и возлюбленного супруга я обязана заявить, что, поскольку более не питаю надежд родить детей, способных продолжать его политику в интересах Франции, я с готовностью выражаю ему величайшее свидетельство любви и преданности, какое когда-либо предлагалось…» Не дочитав до конца, Жозефина потеряла самообладание и разрыдалась. Эффект оказался непревзойденным. Галантный Евгений, выйдя из комнаты, упал без чувств. Церковный суд, хотя и без одобрения папы, раболепно объявил брак недействительным, так как этот союз был тайно освящен перед императорской коронацией и при его заключении не было полагающихся свидетелей, а священник, не кто иной, как кардинал Феш, не получил на то полномочий. Сообщая о разводе, журнал «Монитер» писал, должно быть, с высочайшего одобрения: «Император плакал». Два дня спустя, поначалу лишившись чувств, когда Наполеон пришел попрощаться с ней, Жозефина покинула Тюильри и двинулась в карете под проливным дождем в Мальмезон, чтобы найти там пристанище. «Старушенции», как называли ее солдаты бывшего супруга, было только сорок шесть. Она сохранила за собой титул императрицы, бесчисленные поместья, все свои драгоценности и ежегодный доход в три миллиона франков золотом. Помимо этого, она получила еще один титул — герцогини Наваррской (далеко не заурядный, если учесть, что Бурбоны именовали себя королями Франции и Наварры). Более того, ее театральное поведение расположило к ней симпатии широкой публики, причем не только во Франции, но и во всем мире. В один прекрасный день Бонапартам станет ясно, что они одержали пиррову победу, повлекшую за собой их собственное крушение. «Каждый во дворце не преминет раскаяться в день, когда она покинет нас…, — пророчески заметил Талейран мадам де Ремюза. — Когда какая-нибудь заморская принцесса явится сюда, чтобы занять ее место, уверяю, от вас не скроется враждебность между императором и его придворными. Мы все будем в проигрыше».