В первое мгновение Мамарчев принял их за кавалерийский разъезд русских частей, но потом понял, что это отряд особого назначения. И это его весьма озадачило.
Пока он, с удивлением наблюдая за скачущими всадниками, строил всякие предположения, казаки приблизились и, внезапно рассредоточившись, окружили его. Капитан Мамарчев был ошеломлен. «Что это они задумали, эти люди? — спрашивал он себя. — Уж не собираются ли они меня арестовать?» Кольцо казаков сомкнулось, и издали отчетливо послышалась русская речь:
— Мы имеем честь говорить с капитаном Мамарчевым?
— Да, это я! Что вам угодно?
— По приказу его сиятельства генерала Дибича вы должны немедленно следовать с нами в Бухарест! Нам велено явиться в главную квартиру его сиятельства генерала Киселева и в установленном порядке передать вас ему.
Капитан Мамарчев сразу понял, что случилось: Дибич осуществил свою угрозу. Без всяких колебаний он повернул своего коня и гордо сказал:
— Поехали! Мне нечего бояться! Правда на моей стороне.
И казачий отряд, окружив капитана Мамарчева, вихрем понесся по пыльной дороге дальше на север. После нескольких дней почти непрерывной скачки, чуть не падая от усталости, всадники достигли Бухареста. Мамарчев был сразу же доставлен в главную квартиру, после чего он был взят под арест. Озадаченный неожиданным поворотом событий, брошенный в мрачную камеру военной комендатуры, Мамарчев, охваченный самыми тревожными мыслями, всю ночь глаз не сомкнул.
…Разрозненные гайдуцкие отряды в горах не дождались его. План восстания окончательно провалился. Как только эвакуируются русские войска, турки снова начнут бесчинствовать. Несчастная, окованная цепями Болгария опять остается одинокой…
Капитан Мамарчев видел обозы беженцев, детей, стариков. Он не переставал осуждать тех, кто покидал родную страну, осыпал их упреками, но отклика не было, его призывы оставались гласом вопиющего в пустыне.
Во время этих кошмаров, которые не давали ему уснуть, он видел и своих близких, разговаривал с женой, уверял ее, что он ни в чем не виноват и что скоро вернется в Сливен и заберет ее с собой?.. Но куда им теперь податься? Что они станут делать? Где найдут пристанище?
На следующий день рано утром он уже стоял у запертой двери гауптвахты, с нетерпением ожидая, когда его позовут.
Снаружи пробуждался большой город, слышалась неродная, чужая речь. И сердце его пронзила еще более острая, невыносимая боль. Болгария осталась где-то далеко за горами, за морями — словно в сказке!.. Увидит ли он ее снова? Доведется ли опять услышать сладкую родную речь?
