— Передайте им, что ничего у них не выйдет, — вмешался консул. — А капитан Мамарчев рискует головой! Наше главное командование располагает подробнейшими сведениями о его деятельности. Он не оценил, как подобает, милость государя.
— Обидно, когда человек так заблуждается, да еще и других вводит в заблуждение.
Провожая Селиминского до парадной двери, князь и консул выглянули на улицу. Перед ними по широкой площади молча двигались со скорбным видом женщины в черных платках; они несли в руках глиняные лампадки с зажженными свечками. Заплаканные глаза их провалились. Лица поблекли. Следя за ними взглядом, князь и консул явно недоумевали по поводу этого печального шествия.
— Народ прощается со своими покойниками, — пояснил Селиминский. — Эти женщины ходили на кладбище, чтоб в последний раз навестить могилы своих близких.
— Сколько печали и скорби в их глазах!.. — вздохнул князь.
— Нелегко расставаться с родным очагом, ваше сиятельство. Человеческому горю нет предела!
Глубоко потрясенный, Селиминский пошел домой. Жил он в Клуцохоре, в маленьком домишке в глубине дворика, засаженного самшитом и дикой геранью. И то ли от благоухания герани, с которой ему предстояло расстаться, то ли от увиденного зрелища на сердце его легла невыносимая тяжесть. Он закрылся у себя в комнате и, охватив руками голову, долго думал. Хотя он был одним из самых горячих сторонников идеи переселения, душа его разрывалась на части от сознания, что ему приходится покидать родной очаг. «Может быть, Мамарчев прав, — думал он. — Может быть, и в самом деле лучше остаться и умереть па родной земле? Куда мы уходим? Что мы станем делать там, на чужбине?..» Эти думы терзали его непрестанно, не давали покоя.
И спустя годы после того, как отшумели многие события, быть может, именно эти мгновения пришли Селиминскому на память перед тем, как он написал:
«С невыразимой скорбью, доведенный до отчаяния народ покидал все, что было для него свято, семейные кладбища, где покоились отцы и прадеды. В последний раз он отправился в свои храмы помолиться и получить благословение господне на переселение. В последний раз он ходил по родной земле, которая дарила ему свои плоды, где отправлял молитвы, получал благословение на брак, где рождались его дети… Как крепки узы, связующие человека с родным краем!»
13 апреля 1830 года первая партия переселенцев покинула Сливен. Длинная вереница телег, запряженных волами и буйволами, выехав из Клуцохора, стала подниматься вверх по извилистой каменистой дороге, терявшейся где-то на севере в складках гор. На перетруженные и покрытые дерюгами и рогожками телеги взобрались малолетние дети и дряхлые старики и старухи; они в последний раз глядели на свои поля и сады, дороги и тропинки, родники и ручьи, в которых струилась прозрачная вода, и то и дело вытирали слезы. У иных слез уже не осталось. Взрослые шли рядом с телегами, а позади, у самых колес, бежали привязанные дворняжки.
