Ей, конечно, был известен запрет «Никаких посетителей женского пола», но она не относила себя к посетителям, а потому гордо проследовала мимо охраняемой двери, даже не сделав попытки пройти в нее: морские пехотинцы славятся своим буквальным пониманием приказов. Вместо этого она вошла в соседнюю с боксом дежурную комнату.
Доктор Таддеус поднял на нее глаза.
- Да неужто это ты, Пышечка! Каким ветром тебя, милочка, сюда занесло?
- Совершаю обход. А как ваш пациент?
- Не беспокойся о нем, девочка, он ведь не по твоему ведомству. Загляни-ка в свой журнал назначений.
- Уже заглянула. Но мне хочется посмотреть на него хоть одним глазком.
- Отвечу одним словом: нет!
- О, Тад, ну нельзя же, в самом деле, быть таким законником!
Таддеус внимательно разглядывал свои ногти.
- Если я позволю тебе сделать внутрь этого бокса хоть один шаг, меня в ту же минуту вышвырнут в какую-нибудь захудалую Антарктиду. Мне бы очень не хотелось, чтобы доктор Нельсон застал тебя даже в этой дежурной комнате.
Она встала.
- А много шансов, что доктор Нельсон зайдет сюда?
- Он не придет, пока я его не позову. Отсыпается от усталости, вызванной долгим пребыванием в невесомости.
- Тогда зачем же ты разыгрываешь этакого службиста?
- Разговор окончен, сестра.
- Слушаюсь, доктор. - И добавила: - Зануда чертов.
- Джилл!
- И воображала к тому же!
Он тяжело вздохнул.
- А как насчет субботнего вечера? Состоится?
Она пожала плечами.
- Почему же нет? В наши дни девушке не приходится быть разборчивой.
Джилл вернулась в свою каморку и взяла отмычку. Ее отбросили, но не разбили, так как бокс К-12 имел еще один выход из соседнего бокса, вернее, из той комнаты, которая служила гостиной, когда бокс занимала какая-нибудь большая шишка. Сегодня этот бокс пустовал. Она вошла в него. Охрана не обратила на Джилл внимания, не подозревая, что их уже обошли с фланга.
Джилл задержалась у двери между двумя боксами, ощущая тот трепет, который испытывала когда-то, удирая под вечер из общежития сестер-медичек. Потом открыла дверь и заглянула внутрь.
Больной лежал в постели; он поднял глаза как раз в тот момент, когда Джилл приоткрыла дверь. Первое впечатление было такое, что он так близок к смерти, что лечить его уже нет никакого смысла. Отсутствие какого бы то ни было выражения на лице, казалось, говорило об апатии умирающего. Потом Джилл заметила его глаза, горевшие огнем неподдельного интереса. Она подумала, а не парализованы ли у него лицевые мышцы?
